«Дом, я не хочу уезжать. Я не могу оставить тебя один на один с ними! Что с тобой будет?»

«А теперь делай то, что они тебе говорят», — голос дома стал прежним.

Франческа пошла собирать сумку. Колетт и тот, кто был или не был ее мужем, видели все, что она делала, в какой бы части дома она ни находилась, в каком бы уголке ни пряталась.

23

Неоновый свет в кабине лифта дрожал, разбрасывая тени. Колетт держала Эмму, та что-то напевала, положив голову ей на плечо. Франческа держала Анджелу. Маленькая девочка настояла, чтобы ее тоже несли на руках, она восхищенно смотрела на Колетт, улыбалась ей.

В тишине толчки лифта отдавались эхом, как при взрыве, или это дом Франчески кричал откуда-то сверху.

— Сука дерьмовая, — прошептала Франческа сквозь зубы, глядя Колетт в лицо, со всей ненавистью, какую только можно себе вообразить.

— Я не могла ждать, дорогуша, — улыбнулась ей Колетт, — я не могла рисковать. Я спасла тебя. Ты еще меня поблагодаришь.

24

Анджела перевернулась во сне. Открыла глаза.

— Куда ты идешь, мама?

— Ш-ш-ш, спи, детка, сейчас ночь, — сказала Франческа, пытаясь выскользнуть из постели.

В последнее время, когда они спали вместе, Анджела за нее все время цеплялась. Не отходила ни на минуту. Висла на ней всем телом, пленяла ее. Эмма той ночью, как и всегда, спала на животе, раскинув руки-ноги «звездой» и занимая гораздо больше места, чем могла занимать такая малышка. Франческе удалось вырваться из хватки старшей дочери, ощущая легкость. Свобода — свобода движения, свобода мыслей. Свобода, которая слишком дорого стоила. Очень скоро она вернется в рабство. Это тоже одна из сторон материнской любви.

И что она делала с этими девочками, которых вытащила из дома вечером? Неужели она действительно все это делала ради них?

Франческа открыла дверь гостиничного номера, куда их поселили, — грубые белые простыни с коричневой полосой, тяжелые темно-бордовые шторы, казавшиеся пропитанными кровью.

Она посмотрела на телефон. Услышала, что лифт достиг нужного этажа. Ее сердце забилось у нее в горле. Это было очень опасно. Возможно ли, что они оставили ее тут без присмотра? Конечно, ее кто-то охраняет, ответила она сама себе. У стен были глаза, и кто знает, кто прятался за запертыми дверями. Они депортировали ее сюда, Колетт ушла только после того, как убедилась, что Франческа вошла в номер. Невозможно, что они оставили ее вот так, на свободе.

Это было очень опасно. Высока вероятность того, что кто-то ее тайно контролировал. И Фабрицио так сказал, когда она написала ему: «Не ходи домой! Я объясню позже» и попросила его приехать к ней в отель. «Это опасно, Франческа. Ты уверена, что за тобой никто не следит?» — ответил он. Но она настояла (она сделала это для него или для себя?). И вот он приехал.

Она увидела его, и внутри загрохотал водопад. Он шагнул ей навстречу и долго целовал за дверью, у стены. Они не хотели останавливаться. Веки на стенах, разбросанные по всему коридору, внезапно приподнялись. Зрачки расширились. Они не могли оставаться в коридоре. Он отвернулся от нее.

Она взяла его за руку и повела в комнату. Перед самой спальней, где спали девочки, был узкий проход, где стоял дрянной деревянный стол и два красных стула.

Они тяжело дышали. Смотрели друг на друга, как будто занимались сексом.

— Хочешь сесть? — она не знала, что сказать, смотрела на него так пристально, как могла, но в то же время мягко. Ее сердце билось так сильно, что перехватывало дыхание.

Они остались стоять лицом друг к другу. Они говорили очень тихо.

— Вы в порядке? — сказал Фабрицио.

— Да, — сказала она. — А ты?

— Да.

— Ты вернулся домой?

— Нет.

— Они что-то с тобой сделали? — она имела в виду — что угодно, во всех смыслах этого слова.

Он молчал, и в этой тишине произошло столько всего, произошло столько всего неизвестного ей. Фабрицио сказал:

— Нет.

Еще нет, подумала Франческа. Что я могу сделать?

Он посмотрел на нее.

— Не думай об этом, Франческа, — сказал он. — Думай о себе и о девочках.

— Я не знаю, что они задумали, Фабрицио, я не знаю, что, черт возьми, эти безумцы собираются сделать, но они хотят уничтожить тебя. Они сумасшедшие, понимаешь? Они способны на все. Они сумасшедшие.

Он подошел к ней. Они хотели обняться. Комната закружилась вокруг них. Если они обнимутся, то потеряют ясность мыслей. Им нельзя было дотрагиваться друг до друга. Они были очень близко.

— Послушай меня, — она подняла руку, чтобы погладить его по щеке, опустила. — Ты не должен сегодня возвращаться домой, ни за что на свете. Они отослали меня, значит, что-то затеяли. Они обязательно что-нибудь сделают.

Она попыталась успокоиться.

— Послушай, вот что мы сделаем.

Она прикоснулась к нему мысленно. Коснулась его лица. Коснулась его рук. Она не хотела его терять. Это была их последняя встреча? Что будет дальше? Она не могла об этом думать. Нет, нет. Они найдут способ.

— Ты пойдешь и сообщишь о них полиции, немедленно. Я побуду здесь столько, сколько потребуется. А потом…

Он кивнул, этого было достаточно. Она замолчала. Она хотела его обнять. Она не хотела его терять. Ей хотелось обнять его, поцеловать — вот все, чего она хотела больше всего на свете. Она сопротивлялась этому желанию, но не могла сопротивляться долго. Было очевидно, что он тоже не мог.

— Ты сделаешь то, что я тебе сказала?

Запах старого изношенного ковра бил в нос и в голову. Дыхание девочек в комнате.

— Обещаешь? — повторила она.

Он сказал:

— Да.

Она закусила губу, и все, чего она коснулась, все, что она видела, все, что витало в воздухе, — все это было Фабрицио.

— Франческа, — выдохнул он.

— Подожди, — она не могла произнести его имя, иначе бы не устояла. Она не могла его потерять.

Она взяла его за руку. Он сжал ее ладонь. Кровь, как всегда, стремительным потоком заструилась по их жилам. У них было мало времени. Очень мало времени.

— Обещай мне, что мы найдем способ.

Он вздохнул:

— Ты уверена, что хочешь этого?

— Да.

Им пришлось разжать руки. Он подошел ближе. Он не трогал ее. Она хотела стать частью его тела.

— Скажи мне кое-что, — попросила она. Не позволяй ему уйти. Дверь — это все, что их защищало, но она могла и уничтожить их, если