Относительно достойный столицы вид Парижу придаст только Филипп II Август, сын Людовика VII. 31 «Он решил также похитить – насильно или путем тайной интриги – супругу короля, легкомысленную женщину, согласившуюся с его замыслом… Это была, как мы уже говорили, неосмотрительная женщина [mulier Imprudens], что явственно следует из ее прошлого и последующего поведения. Презрев королевское достоинство, она пренебрегла брачным законом и забыла о своем долге верности по отношению к супругу». Imprudens можно перевести и более жестко – нецеломудренная.

31

Иуда Маккавей и его братья возглавили многолетнее восстание иудеев против сирийского владычества во II в. до н. э., завершившееся, несмотря на их гибель, созданием независимого еврейского государства.

32

Imbecillitas personae abbatis Bernardi.

33

Ж. Флори определенно пишет по этому поводу: «Говоря о ее чувствах, можно лишь предположить, что она испытывала некоторую грусть оттого, что ей пришлось оставить при дворе Франции, под опекой короля, двух дочерей, семилетнюю Марию и Алису, которой не исполнилось и двух лет (однако чаще Алиенору обвиняют в отсутствии у нее такого чувства). Ни один текст не может дать нам отчет о том, что чувствовала Алиенора, вынужденная покинуть своих детей. Напротив, можно быть уверенным, что Людовик не собирался отпускать своих дочерей, даже если бы Алиенора и изъявляла желание оставить их при себе: дети «принадлежали» отцу. В политических интересах короля было держать их под своей опекой, дабы впоследствии удачно выдать их замуж, что он и сделал в скором времени. Алиенора стала герцогиней Аквитанской, но после ее смерти герцогство должно было перейти, ввиду отсутствия наследника мужского пола, ее дочерям, что придавало им вес в глазах короля, который рассчитывал на то, что Алиенора, за пятнадцать лет брака подарившая ему лишь двух дочерей, никогда не родит сына».

34

Вторая причина, о которой далее пишет Уильям, убийство Томаса Бекета, архиепископа Кентерберийского (1170 г.).

35

Именно в такой форме, с «т» на конце.

36

Целиком это письмо королевы переведено автором и помещено в приложении.

37

Некоторые хронисты пишут, что Элеонора родила не 5, а 6 сыновей, т. о. еще один ее сын умер в детстве.

38

Из «Лесной ассизы» 1184 г.: «12. В Вудстоке король повелел, чтобы если кто совершит правонарушение в отношении к его заповедному лесу один раз, то с него должны быть взяты надежные поручители; а если он совершит это правонарушение второй раз, то таким же образом [с ним должно поступить]; если же он совершит правонарушение в третий раз, то за третье правонарушение с него не следует брать никаких других поручителей и ничего другого кроме собственного тела правонарушителя».

39

Хронист Уильям Ньюбургский пишет о Генрихе I Боклерке (пер. с англ. – Е. С.): «Он был неумеренно привязан к охоте на зверей и, благодаря этой страстной любви, не делал особой разницы в принародных наказаниях убийц оленей и людей».

40

Далее следует отточие. Подозревая, что это пропуск, описывающий нечто, что издатели посчитали неподобающим для «Библиотеки студента-словесника», ради любопытства был обнаружен английский вариант текста – но либо там тоже купюра, как в переводе Ю. Даниэля, либо отточие обозначает то, что и так всем прекрасно понятно.

41

Справедливости ради добавим альтернативный взгляд Ричарда Девизского – хрониста эпохи Ричарда Львиное Сердце, который как бы от лица старого еврея наставляет житейскому уму-разуму своего молодого соплеменника: «Если в Лондон попадешь, советую побыстрее убираться оттуда; уж очень не нравится мне этот город. Там полно людей всякого рода и от всех народов, которые только есть под солнцем, и всяк со своими пороками и своими нравами. Нет только вполне невинных; вот квартал, где если чем и богаты, так это всякой прискорбной скверной; а следующий и того лучше, там уже, считай, совсем отпетые злодеи… Можешь мне верить: сколько ни есть всякого зла и разной злобы в мире, незачем искать их, рыская по всем краям всех частей света, ибо все это вместе и сразу ты найдешь в одном-единственном городе…» Перечислив игры в кости, балаганы, театры, кабаки и прочие соблазны и злачные места, старый еврей продолжает: «Гистрионы, продавцы девочек, евнухи, гараманты, волокиты, педофилы, педерасты, содомиты, бродяги, торговцы зельем, паразиты, гадалки, отравители, лунатики, волхвы, мимы, нищие, шуты, и всяким таким отродьем кишат те места. Так что, коли не желаешь соседствовать с тварями, всякой мерзости преисполненными, не селись в Лондоне. Про людей ученых или религиозных или евреев я, конечно, не говорю, хотя, коль уж речь о жизни рядом с людьми дурными, то позволю себе остаться при своем мнении, а оно таково: и им в подобных обстоятельствах весьма затруднительно быть и оставаться совершенными».

42

Переведенное автором этой книги письмо королевы касательно пожертвований за упокой его души помещено в приложении.

43

Именно так! Дело в том, что завоевавшие Англию в 1066 г. нормандцы, по крови – викинги, являлись уже носителями французской культуры и языка. Поэтому языком знати, королевского двора и судопроизводства до самой Столетней войны (1337–1453 гг.) оставался именно французский, вернее, его нормандский диалект, так называемый Norman French. Латынь была языком Церкви, и только низший класс, порабощенные англо-саксы, говорили на своем – английском языке, который, разумеется, считался языком черни. Эта ситуация называлась «Эпохой трехъязычия». Ее очень метко обрисовал Вальтер Скотт в начале романа «Айвенго» в беседе шута Вамбы со свинопасом Гуртом:

– …Гурт, вот что я скажу тебе: покличь-ка Фангса, а стадо предоставь его судьбе. Не всё ли равно, повстречаются ли твои свиньи с отрядом солдат, или с шайкой разбойников, или со странствующими богомольцами! Ведь к утру свиньи всё равно превратятся в норманнов, и притом к твоему же собственному удовольствию и облегчению.

– Как же так – свиньи, к моему удовольствию и облегчению, превратятся в норманнов? – спросил Гурт. – Ну-ка, объясни. Голова у меня тупая, а на уме одна досада и злость. Мне не до загадок.

– Ну, как называются эти хрюкающие твари на четырех ногах? – спросил Вамба.

– Свиньи, дурак, свиньи, – отвечал пастух. – Это всякому дураку известно.

– Правильно, «суайн» – саксонское слово. А вот как ты назовёшь свинью, когда она