Шрифт:
Закладка:
Я представлял, как бы я распорядился деньгами и возможностями, данными моему старшему другу, который не обращал внимания на окружающую его роскошь, не ценил, что имеет. Больше всего на свете Габриэль любил фотографировать, отец купил ему великолепное по тем временам фотографическое оборудование, и мой друг оборудовал в доме целую комнату для проявки фотографий. Целая комната только для проявки, а я был вынужден ютиться в одном помещении с вечно пьяной матерью и ее любовниками.
Когда Линк блестяще сдал экзамен в Тринити-колледж, отец подарил ему красноватую, с черными большими колесами рессорную коляску с откидным верхом. Но Габриэль и не думал важничать и, заметив восторг в моих глазах, предложил попробовать самому управлять этим чудом. Я обожал лошадей, но никогда прежде не видел столь великолепных представителей этого вида животных. Это лето стало самым прекрасным в моей жизни! А потом оно закончилось, Габриэль собрался на учебу. Далеко, в другой город, в другой мир, куда не могли проникнуть такие отщепенцы, как я. И тут произошло чудо: видя мое отчаяние, он вдруг предложил мне должность кучера и личного слуги.
Я давно уже старался выглядеть так же, как Габриэль, сначала я приучился зачесывать волосы набок. Это было не принято в моей начальной школе, но я терпел насмешки, и в результате вначале непослушные волосы привыкли к новому положению, позже я начал отращивать усики. Только у Линка они были более светлыми, нежели у меня.
Габриэлю было двадцать, а мне семнадцать, когда мы отправились в Оберстдорф, где он мечтал запечатлеть красивые виды. Уже год как он покупал мне одежду, справедливо не доверяя моему вкусу. На танцах мы познакомились с двумя милыми девушками и вскоре вступили с ними в интимные отношения.
В Оберстдорфе Линк собирался провести все лето, а я просто следовал за ним, счастливый уже тем, что мы вместе. Однажды, наверное, на втором месяце пребывания в тех местах, Изольда — возлюбленная Габриэля, сообщила ему о том, что он скоро станет отцом, и, вместо того, чтобы сделать ноги, он вдруг объявил об их свадьбе и потребовал, чтобы я также женился на своей подружке.
В моих наполеоновских планах было жениться на девушке из окружения Линка или хотя бы на девушке из общества, и уж точно не на деревенской. Но, как обычно, я подчинился Габриэлю, и мы сыграли свадьбу в один день.
Через две недели после свадьбы мы отправились на тот проклятый остров, где Линк неожиданно погиб. Я понимаю, сейчас уже будет сложно доказать, что я не убил своего лучшего друга и покровителя, но это чистая правда. Габриэль был единственным человеком, который любил и понимал меня.
Когда утром, проснувшись в палатке, я не обнаружил его, я, точно потерянный, бродил по всему острову, пока не заметил в воде тело моего единственного друга. Должно быть, Габриэль хотел половить рыбу и, оступившись, упал в воду, где запутался в чьих-то старых сетях. Я вытащил его на берег, но откачать уже не мог.
На остров мы приехали в пятницу, и в пятницу, по договоренности, нас должен был забрать местный рыбак.
И вот я остался один-одинешенек, рядом с телом Линка и всеми его планами относительно нас двоих, всеми его обещаниями, которым теперь была цена — ломаный грош в базарный день. Я даже злился на него, орал на весь остров о том, что он бросил меня, что он поступил со мной скверно, что теперь я вынужден снова окунуться в дерьмо, из которого вышел.
В отчаянии я смотрел на вещи Габриэля. Вещи, которые теперь ему были не нужны и которые следовало отправить его отцу, которому они тоже будут не нужны. А я… А я, может быть, еще сяду за то, что не уберег Линка, потому что на острове были только он и я, потому что у меня нет денег нанять толкового адвоката, а его отец непременно пожелает отыграться на мне за то, что я жив, а его ненаглядный сын умер. Значит, мое дело дрянь.
Когда приехали полицейские, я почти не понимал уже, что происходит. Меня спросили мое имя, а я все время твердил: Габриэль Линк, Габриэль Линк, Габриэль Линк. У меня был сильный шок, теперь я это понимаю. Они дали мне успокоительного, потом очень деликатно собрали наши вещи и отправили меня в госпиталь, а его, полагаю, в полицейский морг, если в их глуши, конечно, имеются таковые.
Я пришел в себя уже в больничной палате, первое время доктор держал меня на сильном успокоительном, во всяком случае, я все время спал и видел кошмарные сны. Потом мне сказали, что тело Эдуарда Грина забрала и похоронила его супруга на кладбище в деревеньке Оберстдорф. Когда меня выписали, я зашел в полицейский участок и получил документы и вещи. В полицейской конюшне меня ждала пара великолепных рысаков, которые, разумеется, тут же признали меня. Я не помню, когда сообщил вежливому пожилому инспектору, где мы остановились, но, должно быть, они как-то узнали об этом. Я заплатил за содержание лошадей, так как в участке мне выдали все наши вещи и кошелек Линка.
И вот я добрался до Лондона, где мой друг снимал небольшую квартирку, в ней он проводил время с друзьями и девушками. У меня почти не осталось денег, но была дорогая коляска и пара породистых жеребцов, камера и вещи, которые мы брали с собой и которые я теперь обнаружил в доме. Я вспомнил этот адрес, нашел среди пожитков Габриэля ключи и просто открыл дверь.
Там я просидел около недели, выходя за продуктами по вечерам, перед закрытием лавок. Я понятия не имел, насколько хорошо знали Линка соседи, поэтому старался не показываться им на глаза. Я оставался там около недели, все время
