— Я-то? Да двоих я всегда могу предоставить, ну а в крайности, может, и еще одного обработаю.

— Ну вот видишь! Надо нам все это устроить. Обязательно надо. Замечательная это вещь — сила простых людей. Это, в сущности, и есть настоящая демократия. Чтобы старый школьный учитель и старый рыбак, оба на покое, оба, так сказать, на мели, могли протянуть руку и принять участие в общечеловеческой демократии.

Итак, не успел Мико выразить желание, как ему уже обещали квартиру. Он даже знал ее номер и то, что ее закончат к Рождеству. Так что теперь ему придется поторапливаться. Он часто ходил посмотреть на дом.

Дом рос слишком быстро, быстрее, чем было нужно для его душевного спокойствия. Мико видел, как складывают стены и настилают деревянные перекрытия, которые потом станут потолками нижних комнат и полами верхних. Иногда ему хотелось подойти к строителям и сказать:

«Послушайте, ребята, вы бы не так быстро, а? Мне еще нужно время все обдумать».

Итак, сегодня он все это обдумывал. Примерял и так и эдак. Могла бы какая-нибудь женщина прожить с ним жизнь? Не упало бы у нее сердце при одной мысли об этом? Нет, у Мэйв, если бы она согласилась, сердце не упало бы. Только сейчас это была какая-то новая Мэйв, хорошо одетая, с чистыми белыми руками — тронешь, и сразу чувствуешь, какие они у нее стали нежные. Надо и ее понять. Сейчас ей легко живется. Работает в магазине, и больше никаких забот. Захочет ли она теперь все это бросить и стать женой простого рыбака? И не нужно забывать о Комине. Он ведь тоже был рыбаком, и чем это кончилось? Согласится ли она вновь пойти на это?

А ну-ка, прикинь! Сейчас. Сию минуту. Раскинь карты — будет? не будет? Он все еще боялся, что приносит другим несчастье. Эх, знать бы, что черная полоса наконец прошла. Но тут уж приходится рисковать.

Они обогнули мыс и увидели какой-то тральщик.

— Вот сволочи! — сказал Большой Микиль, поднимаясь на ноги и вынимая трубку изо рта.

Слева от них высились утесы, и волны разбивались об их подножье в белую пену. Кое-где среди утесов попадались маленькие бухточки, сравнительно спокойные. Справа находился Южный остров Аранской группы, местами зеленый, местами коричневый, слегка поблекший с наступлением холодов. Небо было скрыто нависшими тучами, которые нес с собой не особенно крепкий ветер, надувавший их парус и будораживший море, так что оно превратилось в сплошную серую массу, похожую на кипящую в котле овсянку. Было совсем не холодно по времени года и даже душновато. На море не было никого, если не считать второго баркаса из Кладдаха, который сейчас огибал мыс следом за ними, да углубившегося в свою работу тральщика впереди.

— Чей это? — спросил Мико.

— Английский, — ответил Микиль. — Чтоб им пусто было!

— Да еще и невод у них кошельковый! — сказал Мико.

— Вот гады! — сказал Микиль.

— Сможем мы отсюда их номер заметить? — спросил Мико.

— Да нет, ни черта отсюда не видно, — ответил Микиль. — А мы сейчас подойдем да заметим. Надоели они мне, вот что. Если не англичане, так французы. Если не французы, так испанцы. Какого черта они не сидят в своих водах?

Круто повернув в бейдевинд, большой черный баркас направился к видневшемуся вдалеке тральщику. В снастях посвистывал ветер. Тральщик находился приблизительно в полумиле от них; в запретные воды он зашел на целую милю. Иностранным рыболовным судам дозволяется ловить рыбу в чужих водах. Однако им ставится условие, что они не будут подходить к берегу ближе чем на три мили, чтобы каботажникам тоже кое-что оставалось. Иногда иностранцы соблюдают это условие, иногда нет. Если они побаиваются национальной береговой охраны, они его соблюдают. Если же им кажется, что браконьерство сойдет безнаказанно, что их не поймают, не оштрафуют и инвентарь не отберут, они его не соблюдают. Попробуйте спросить кладдахских рыбаков об иностранных тральщиках. Они только насупятся, и плюнут в сердцах, и крепко выругаются. «Никому-де до этого дела нет. Да они в Ирландию лезут, как к себе домой. Ведь и флот у нас есть. Всем флотам флот! Всего один корабль, да зато постарше двух дедов, вместе взятых. И имя-то у него какое — „Гончая моря“! „Гончая“! Чтоб их!» — говорили рыбаки. Тральщики трех стран, занимавшихся браконьерством, смотрели на Ирландию как на землю обетованную. Они просто диву давались, как это им легко все с рук сходит. Испанцев всегда можно было узнать, потому что носы их тральщиков вздымались не хуже, чем у старинных галеонов[38]. Французов выдавала корма. А англичан? Да очень просто — почему можно всегда узнать все английское: простота, никаких излишеств, никакой мишуры — не в пример европейцам. Этот-то был, несомненно, английский.

— Полезай на нос, — сказал Микиль. — Я его проведу мимо, так чтобы ты мог как следует номер разглядеть. Больше все равно ничего не сделать. Эх, взойти бы на борт да накостылять им как следует. Только нет у нас этой возможности. Так что заметь их номер и запиши, и мы пошлем его куда надо, и, может быть, лет так через десять это дело и рассмотрят.

Мико вскарабкался на нос и встал во весь рост, держась рукой за канат кливера. Он заметил легкую суматоху, поднявшуюся на тральщике при их приближении. Расстояние между судами быстро сокращалось, и вскоре до него донесся крик. Он увидел черный силуэт человека, который кричал, указывая на них пальцем, а потом побежал к маленькой рулевой рубке. Потом другой человек, повыше, выступил вперед и, заслонив глаза ладонью, стал всматриваться в их лодку. Потом появились еще трое.

Они приблизились к тральщику. Выжженный на носу номер казался с этого расстояния бледным и неразборчивым, и Мико подался вперед, чтобы лучше рассмотреть его. Тогда высокий закричал что-то и замахал, и двое из команды исчезли, а потом появились на носу с каким-то предметом. То, что они притащили с собой, оказалось вымазанным дегтем куском брезента. Брезент захлопал сначала на ветру, а затем его перекинули через борт, и он закрыл номер.

— Закрыли уже, — сказал Мико, — поворачивай скорее, отец!