въ моихъ объятіяхъ и цаловала мою жену такъ нѣжно, какъ родную дочь; а серьезный отецъ строго унималъ дѣтей, расходившихся на радостяхъ до того, что имъ угрожала экстраординарная повальная экзекуція тою чахлою плеткою, которая такъ услужливо выглядывала изъ-за маленькаго святаго кивота.

III. Свой хлѣбъ

Мать моя писала правду. Обстоятельства моихъ родителей далеко улучшились противъ прежняго: изъ мелкаго откупнаго служаки, отецъ мой превратился уже въ миніатюрнаго арендатора-откупщика.

Въ тѣ времена въ бездонномъ омутѣ откупа, какъ въ недосягаемыхъ пучинахъ океана, вели между собою постоянную, эксплуатаціонную войну безчисленное множество чудовищъ, гадовъ и хищныхъ рыбъ различной величины. Откупщики-киты загребали цѣлыя округи въ свое откупное содержаніе и эксплуатировали меньшую братію, снимавшую у нихъ откупа по губерніямъ. Эти губернскіе аллигаторы высасывали до мозга костей крупныхъ откупныхъ рыбъ, овладѣвавшихъ поуѣздною монополіею. Уѣздные хищники глотали мелкихъ рыбокъ, угнѣздившихся въ одиночныхъ пунктахъ уѣздовъ. Откупная эта мелюзга, въ свою очередь, пожирала алчныхъ кабачниковъ, а кабачники питались молюсками — народомъ, вѣчно тянувшимъ откупную пахучую водицу и никогда ненапивавшимся досыта. Длинная цѣпь этого взаимнаго пожиранія, винтообразный насосъ, вытягивавшій народные соки, начиналась въ средѣ крѣпостнаго люда и оканчивалась въ утробахъ откупныхъ чудовищныхъ китовъ, размашисто разгуливавшихъ по поверхности житейскаго моря, и съ хвастливымъ шумомъ изрыгавшихъ цѣлые каскады народнаго благосостоянія. Но и эти чудовищные виты враждовали между собою, пожирали другъ друга на торгахъ и поочередно погибали. Только нѣкоторые изъ этихъ колоссальныхъ, обжорливыхъ экземпляровъ уцѣлѣли до настоящаго времени…

Отецъ мой сдѣлался маленькимъ откупщикомъ какихъ-то небольшихъ деревень. Его, какъ и другихъ ему подобныхъ, высасывалъ, конечно, уѣздный откупщикъ, но все-таки кое что перепадало и отцу, а этого кое-что хватало на прокормленіе семьи. Этимъ относительнымъ счастьемъ отецъ мой былъ обязанъ сметливому сослуживцу своему, выдвинувшемуся изъ мелкихъ откупныхъ писцовъ въ управляющіе и попавшему на службу къ откупщику того самаго уѣзда, гдѣ жилъ теперь отецъ, переселившійся изъ П. по вызову того же счастливаго сослуживца.

По рѣшенію семейнаго совѣта, я долженъ былъ остаться у родителей, помогать отцу въ его трудахъ и надзирать за дѣйствіями кабачниковъ. Особенно добивалась этого моя мать, нежелавшая разстаться со мною. Но я наотрѣзъ отказался. Мнѣ хотѣлось собственнаго хлѣба. Мысль сдѣлаться самостоятельнымъ превратилась у меня въ манію и толкала меня невѣдомо куда. По поводу моего упорства, начались препирательства между мною, матерью и женою. Пошли опять семейныя дрязги и несогласія; но я стоялъ на своемъ, подкрѣпляемый единомысліемъ отца, искренно желавшаго, повидимому, пустить меня на вольный воздухъ, чтобы избавиться отъ лишней обузы.

Случай выпуталъ меня изъ затруднительнаго положенія. Откупщики, или арендаторы одиночныхъ пунктовъ уѣзда, были постоянно на веревочкѣ у уѣзднаго откупщика. Имѣя названія откупщиковъ, первые скорѣе были служителями, чѣмъ арендаторами. Они служили на двухъ лапахъ, подчинялись строгой откупной субординаціи, ежедневно получали приказы и предписанія отъ уѣздной откупной конторы, на которыя обязаны были отвѣчать рапортами; они часто штрафовались или совсѣмъ изгонялись, а залоги ихъ конфисковались. Въ организованномъ произволѣ, называвшемся откупомъ, существовала одна грубая, безпощадная сила, поработившая всякое человѣческое и законное право.

Удивительно-ли послѣ этого, что отецъ мой, получивъ однажды какой-то пакетъ съ большою откупною печатью, засуетился и растерялся совсѣмъ.

— Не ожидалъ, вотъ не ожидалъ! ворчалъ смущенный отецъ, бѣгая по комнатѣ.— Давно-ли!.. давно-ли ревизовали, и уже опять!.. А тутъ книги запущены, подвалъ въ безпорядкѣ… Боже мой, что дѣлать?..

— Что случилось, Зельманъ? спросила мать, не такъ легко терявшаяся.

— Случилось то, что я получилъ предписаніе готовиться въ ревизіи. Самъ ѣдетъ.

— Ну, ужъ эти ревизіи! Только слава, что самъ ты хозяинъ собственной аренды, а на дѣлѣ еще хуже откупнаго батрака: того выгнали и — баста, а тутъ еще послѣднюю рубаху стянутъ! сѣтовала мать.

Отецъ глубоко вздыхалъ и продолжалъ суетиться.

— Неужели-таки самъ ѣдетъ? добивалась мать.

— То-то и горе, что самъ. Будь Рановъ, я и не тужилъ бы. Это — душа-человѣкъ. А то нагрянетъ эта лошадиная морда и Богъ-знаетъ что натворитъ.

Рановъ — была фамилія управляющаго, сослуживца и протектора отца.

Я принялся помогать отцу съ полнымъ усердіемъ. Владѣя русскимъ языкомъ, я грамотно и четко завелъ и подвелъ его откупныя книги. Избавившись отъ этой трудной формалистики, отецъ устроилъ все что нужно и въ подвалахъ. Кабаки были выбѣлены, коварныя, жестяныя мѣры заблестѣли новою полудою, — словомъ, все одѣлось въ парадную форму. Отецъ хотя нѣсколько и успокоился, но душа его повременамъ все-таки уходила въ пятки.

— Все, кажется, въ отличномъ порядкѣ; арендная плата тоже готова… а все же… Богъ-вѣсть… какъ бы не случиться бѣдѣ, горевалъ отецъ.

— Ну, тебѣ вѣчно мерещатся бѣды, да несчастія, упрекала мать. — Коли все въ порядкѣ, то чего-же бояться?

— Ты когда нибудь видѣла его? гнѣвно спросилъ отецъ.

— Кого?

— Его самого.

— Гдѣ могла я его видѣть?!..

— То-то. Молчи-же, да не разсуждай!

Напрасно силилось мое воображеніе нарисовать лошадиную морду, и полный образъ самого. Я съ нетерпѣніемъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и со страхомъ, ожидалъ пріѣзда грознаго откупщика.

Мы сидѣли за ужиномъ. На челѣ отца бродили тучи. Мать говорила мало, и то полушопотомъ; она, какъ видно, тоже перестала храбриться. Даже дѣти притихли и какъ-то вяло ѣли. Раздался вдали звонъ колокольчика, а на дворѣ — топотъ скачущей въ галопъ лошади. Отецъ поблѣднѣлъ и вскочилъ на ноги.

— Это онъ! вскрикнулъ отецъ, и бросился къ двери. На встрѣчу ежу вбѣгалъ запыхавшійся нижній чинъ корчемной стражи, командированный отцомъ, еще днемъ, на встрѣчу откупному начальству.

— Ѣдетъ! торопливо доложилъ вѣстникъ, едва переводя духъ. Отецъ безъ шапки выбѣжалъ на улицу; мать засуетилась. Въ секунду она стащила недоконченный ужинъ со стола, вытолкала куда-то дѣтей и приготовилась принять властелина, стоя у дверей, раскрытыхъ настежъ.

— Славно жить откупщикамъ! позавидовалъ я въ душѣ, и выбѣжалъ на дворъ.

Ухарски влетѣлъ въ растворенныя ворота тарантасъ. Ямщикъ мастерски осадилъ лошадей. Изъ тарантаса выпрыгнулъ человѣкъ еще молодой. Отецъ, не обращая вниманія на пріѣзжаго, бросился въ тарантасу и, повидимому, приготовился помочь вылѣзать еще кому-то.

— Здравствуйте, раби Зельманъ! весело привѣтствовалъ отца молодой пріѣзжій. — Идите-же сюда. Кого вы тамъ ждете?

— А Гвиръ? нерѣшительно спросилъ отецъ.

— Ха, ха, ха! Гвиръ остался дома. Я одинъ.

Отецъ въ моментъ переродился. Съ распростертыми объятіями онъ бросился къ пріѣзжему. Они обнялись. Прибѣжала и мать, радостно привѣтствуя пріѣзжаго, какъ стараго друга. Его фамильярно ввели въ домъ. Я вошелъ за ними. Хотя первый разъ въ жизни увидѣлъ я лицо этого пріѣзжаго, но сразу призналъ его за управляющаго Ранова, друга моего отца. О немъ мои родители такъ часто говорили, такъ часто восхваляли и его пріятную наружность, и его душевныя качества, что я по