Князь, человек до крайности хладнокровный, соображал быстро. Выходит, к нему вернулось старое дело, одно из тех не самых важных, но противных дел, которые тянутся годами и досаждают как заноза в заднице. Непокорные Усольские Хорты, воспользовавшись давней смутой, не только отхватили себе неплохой кусок княжества и никак не желали с ним расставаться, но еще и вредили как могли. Конечно, когда-то они были полезны. Эдакий щит между княжеством и обнаглевшими свеями. Но нынче свей присмирели, и все это превратилось в сплошной позор. От соседей стыдно. Западный тракт, торговля со всеми свейскими и фряжскими землями, а ездить нельзя. Через раз грабят. Да и на море небезопасно.

Разделаться с разбойниками, ко всеобщему удовольствию, удалось лишь недавно. Сделал это Аликсан, человек верный, хотя и чересчур умный. Умным князь старался не доверять. Но на Аликсана полагался, и не напрасно. Как ему удалось навести порядок в Усолье – тайна. Прямо колдовство какое-то. В колдовство князь верил мало. Просто у Аликсана везде свои люди. Всегда знает, на кого как нажать и за какие ниточки дернуть. Казалось, с Хортами покончено. Но нет, видать, они как крапива. Сколько ни дергай, все что-нибудь останется.

– Твой отец Сигурд Хорт? – спросил он, чтобы потянуть время.

– Моего отца, высокородного Свенельда Германа Хорта все лето вороны клевали. На главной площади. А деда моего, Сигурда Хорта, на моих глазах…

Голос у парня сорвался, и он не пытался продолжать.

– Послушай, – очень тихо, успокаивающе начал Донат, – раненого старика добить – дело нехитрое. Немного тебе будет славы. Отомстить-то всегда успеешь. Лучше помоги мне. А потом, как поправлюсь, обещаю тебе честный бой. При всем народе за своих расплатишься. Красиво. А еще того лучше, поступай ко мне на службу. За спасение жизни князя немалая награда положена. Для начала рындой[45] тебя сделаю, а как в силу войдешь, Усолье в удел отдам. Сам подумай, на что оно мне, Усолье ваше. Далеко и хлопотно.

Он говорил и с холодной безнадежностью понимал – все напрасно. Парень даже не слышал. Повенецкий князь для него уже был трупом, а с трупами не разговаривают. Вот замер, прислушиваясь к чему-то. Князь воспрянул духом. Неужели свои близко?

Обр выпрямился, запрокинул голову к вершине сосны. Черная, будто нарисованная тень между белой пеной потока и жемчужным небом. К небу взвился полный боли и одиночества, протяжный вой. Низкий, взрыкивающий, призывный, вой вожака стаи, почуявшего близкую добычу.

Раньше Донат считал, что все истории про Хортов-оборотней выдумки запуганных смердов или трудяг из приказа Внутреннего спокойствия, честно пытавшихся вызвать народную ненависть к опасному семейству. Но выходило, что в этом есть доля правды.

Где-то над обрывом заржал-забился перепуганный конь. Мальчишка умолк, переводя дух, встревоженно глянул в ту сторону, и в этот миг с другого берега, издалека, но отчетливо, донесся ответный вой.

Обр улыбнулся и снова завыл. Настойчиво. Властно.

На этот раз ответили не только из-за реки, но и с юга, из лесу над обрывом.

– Вот так, – одобрительно хмыкнул Хорт и двинулся к князю. Донат, давно выжидавший, швырнул в него собственный охотничий нож, наконец-то с превеликим трудом извлеченный из залипших от крови ножен. Парень шагнул в сторону, позволив ножу воткнуться в бурную воду, неторопливо растоптал почти потухший костер, недовольно поморщился, снова услышав тревожное ржание, поглядел на князя сверху вниз.

– Ну, я пошел, – ровным голосом сообщил он, – конь беспокоится. Как бы чего не вышло. А ты жди. Сейчас за тобой придут. С дороги не собьются. Свежей кровью на всю округу воняет. Да и позвал я их хорошо. Они твари умные, не то что люди. С первого раза все понимают. Так что жди. А пока ждешь, подумай, каково нашим было, когда их пытали и вешали. Жаль посмотреть не смогу, как тебя рвать будут. Коня увести надо.

Повернулся и полез вверх, легко одолевая торчащие корни и камни.

– Эй, ты что… ты что задумал? – выговорил князь почти жалобно. – Вернись. Не по-людски это.

– А я не человек, – донеслось в ответ, – я оборотень. Хорт проклятый.

* * *

Некоторое время под сосной не было слышно ничего, кроме грохочущего ручья. Небо темнело, становилось совсем вечерним. Князь начал надеяться, что все обойдется. Мало ли каких глупостей наболтал доведенный до отчаяния мальчишка. Скоро его начнут искать и, конечно, найдут. Быть может, еще до ночи. Это же не Сиверская чащоба. Повенецкий подгорный бор невелик, а охота нынче выехала большая. С этой утешительной мыслью он наклонился, чтобы раздуть костер, и встретился глазами с серым зверем, спокойно смотревшим на него с того берега.

Волк сидел неподвижно. Старая летняя шерсть на брюхе сбилась колтунами, висела клочьями. На спине и загривке топорщилась новая, темно-серая с чудным серебристым подшерстком. Вой повис над Студеным оврагом, перекрывая шум текущей воды. Вожак не отозвался, но и не обманул. Запах, потоком лившийся с того берега, обещал роскошную трапезу.

«Через ручей ему не перебраться», – в панике подумал Донат.

Напрасная надежда! Сильное тело метнулось в воздух и перетекло-перелетело водную преграду. За вожаком, соткавшись из холодных сумерек, последовала голодная стая.

Скоро пять волков, урча и поскуливая, рвали Забаву. На князя они сначала оглядывались, потом сочли неопасным и на время о нем забыли. Сжав зубы, стараясь не стонать, Донат ухватился за дерево и встал. Перевязка с лубком, устроенная малолетним Хортом, удалась на славу. На ногу можно было даже немного опираться. Рубашки не пожалел, гаденыш. Хороший мальчик, должно быть. Родственников любит. Старших уважает.

Донат попытался дотянуться до нижних веток, добыть палку покрепче, но сухие ветки были хрупкими.

Раз ударишь – и ломается. Огня бы сейчас, но проклятый Хорт потушил костер со всей тщательностью. Ни уголька не оставил.

Волчье урчание внезапно переросло в угрожающий рык. По валунам, по корням с крутого обрыва стекали новые серые тени. Штук семь, не меньше. Еще четверо, вытянув морды, неслись вдоль берега, оскальзываясь на обледенелых камнях. Некоторые из вновь прибывших вступили в драку за конский труп. Другие же азартно принюхивались к человеку под деревом, от которого несло конской кровью, потом и страхом. Осторожно, боком по шажку, они двинулись, обходя дерево, медленно сжимая кольцо.

– Будь ты проклят, – прошептал прислонившийся к стволу князь Повенецкий, стиснув бесполезную ветку, – будь ты проклят!