Возможно, это длилось всего лишь секунды, но мне они показались долгими минутами. Я перестала видеть свет и вода вокруг показалась мне чернее, чем ночь, которая прячется в каждом из нас, — стоит лишь закрыть глаза, чтобы увидеть ее. И в это мгновение, когда глаза мои стали закрываться, что-то темное, как будто что-то может быть темнее, чем сама чернота, поднялось со дна озера и заглянуло в мои глаза. Оно не внушало страха и не пыталось остановить мое падение, наоборот, оно хотело, чтобы я прикоснулась к нему. И я прикоснулась и закричала от страшной боли, но никто не услышал мой крик. Легкие, еще наполненные воздухом, выдохнули его остатки уже под водой, и вместо него поглотили воду и то самое нечто, соединившееся со мной так легко, словно я пригласила его в свое тело.

Глаза мои закрылись в последнем желании достичь дна озера, и я увидела себя изнутри. Я увидела, как легкие наполняются водой, а сердце бьется все медленней и его красный цвет разъедает темнота. Сердце плавилось в черной воде и в то же время билось в последней попытке донести до мозга живительный кислород. Я вдруг поняла, что умираю, и в то же самое мгновение кто-то крепко схватил мою руку и буквально вытянул меня на поверхность, вырывая из плена холодного мрака. Он выбросил на берег мое остывающее тело, и я с трудом вскарабкалась по нему, царапая землю.

Запах поврежденной травы и умирающих под тяжестью моего тела цветов проник в ноздри и добрался до всех чувственных окончаний. Я вспомнила опьяняющей запах зеленой травы моего мира, и небо над головой показалось мне сиреневым, а не черным. Я лежала на земле, обратив глаза к небу, и понимала, что туман в моей голове исчезает, а вместе с ним перестает быть серым и окружающий меня мир. Я словно проснулась, наконец-то вырвавшись из воображаемой действительности чудесного сна в болезненную реальность, и ощутила пустоту внутри себя и огромное недоумение, невозможное описать.

Представьте себе, что еще вчера вы знали, кем являетесь, как вас зовут, где вы находитесь и под каким одеялом уснули. И вот, проснувшись утром, вдруг понимаете, что сегодня вы не в той пижаме, не под тем одеялом, не в том месте и не в том времени, и даже ваше имя норовит ускользнуть из памяти. И первое, что приходит на ум: «Какого лешего я здесь делаю!?».

Запах погибающих цветов и сока зеленой травы напомнил мне детство, в котором зеленели луга и паслись коровы. Люди косили траву на зиму, сушили ее, а затем собирали в огромные стога. Я обожала запах высушенного сена, особенно зимой, когда приносила его в теплый сарай, где блеяли овцы и мычали коровы. Они хрумкали его с таким удовольствием, словно не было ничего вкуснее на всем белом свете. И в этом была какая-то простота, некое вдохновение и красота, но простота вселенской гармонии, когда мир принадлежит лишь мне, а за его пределами находятся только зимний холод и бесконечный снег.

Это было странно, но именно воспоминания моего детства вдруг помогли мне обрести себя и вспомнить события последних лет, а затем понять, кто находится рядом со мною. Отец Дэниэля и милорда был таким же мокрым, как и я, но это было его единственным сходством с человеческим обликом. Я не видела его лица — оно полностью было закрыто черным капюшоном плаща, скрывающего всю фигуру целиком, но его рука, вцепившаяся в мое запястье, не была человеческой. По крайней мере, то, что держало меня, нельзя было назвать пальцами рук.

Я отчетливо видела, как разжались его пальцы или когти — не могу даже точно сказать, а затем сдавили мою грудь всей своей силой и другая рука, словно тень, вошла в мое тело и коснулась сердца. Я не могла закричать, потому что не хватило дыхания, но ощущения были такими, словно в сердце вложили кусок льда и сжали их вместе: сердце и лед. А затем тень ушла из моей груди и снова обрела плоть, но голос в голове или в ушах сказал с огромным сожалением:

— Я не могу достать его, Лиина…

Это было последнее, что я запомнила, ибо после слов я перестала видеть небо и чувствовать запах мертвых цветов. Когда я очнулась, я снова ощутила себя живой, а не тем бесчувственным мертвецом, что была. Меня закутали в теплое шерстяное одеяло и разожгли огонь в камине, который никогда не разжигали раньше. И мне было холодно, очень холодно, причем изнутри. Никогда раньше мне не было так холодно, о чем я тут же сообщила отцу Дэниэля, протягивающего к огню серебристый сосуд, в котором явно что-то закипало. Он обернулся ко мне, но я опять не увидела его лица.

Содержимое емкости перекочевало в стеклянный бокал, который протянули мне. Питье было горячим и очень вкусным. Я отхлебывала глоток за глотком и слушала правителя Маэленда:

— Ночные земли принадлежали мне всегда, Лиина. Я властен над жизнью и смертью всех его обитателей и нет никого, кто мог бы противостоять моей воле. Того, кто решился на это однажды, я лишил тела и загнал в озеро на долгие десятилетия. Но сейчас его душа поселилась в твоем теле и я не могу достать ее, не убив тебя…

Он вдруг прервался и издал странный гортанный звук, словно птичий клекот, и его пальцы-когти, едва видимые из-под плаща, резко сжались и снова разжались, готовые вцепиться мне в горло. Я поперхнулась и закашлялась, но страха почему-то не было.

— Я думал, что смогу… — Его слова прозвучали глухо, словно из-под земли.

Он задумался и довольно долго молчал, пока я не прервала его мысли вопросом, почему-то пришедшим на ум:

— До того, как встретиться с вами, я знала, что вы не совсем человек. Ваши сыновья не похожи на вас. Почему?

Его смех вдруг прозвучал совершенно по-человечески:

— Во мне намного больше человеческого, чем ты думаешь, Лиина, а вот в тебе я не уверен.

— Но я — человек…

— Нет! — Его голос хлестко ударил по мне, как мокрая плеть. — Ты перестала быть им, как только Король Орлов прикоснулся к тебе. Иначе Шэрджи не смог бы завладеть твоим телом!

— Он опасен? — Мне было просто любопытно.

— Только не для тебя, Лиина, но мне придется кое-что сделать…

Отец милорда приблизился ко мне и коснулся левой брови, оцарапав ее:

— Я