— Брэди, мне нехорошо… — еле выговорила я.

Неужели он не видит, что со мной? Я держалась на ногах из последних сил. Мышцы лица, руки практически полностью перестали мне подчиняться, я прикладывала немыслимые усилия, чтобы удерживать глаза полуоткрытыми.

— Я не желаю тебе зла, но пойми, у меня есть свои интересы. Я благодарен тебе за то, что ты помогла мне их…

Последнее, что я помню, это тупую боль в ребрах, будто твердые руки подхватили меня сзади, когда я падала. Ведь если бы меня не подхватили, я бы больно ударилась о каменный пол.

Возможно, я начала приходить в сознание после долгой отключки, потому что временами я ясно понимала, насколько каменные мои веки, и как раскалывается моя голова. В эти моменты я очищала голову от любых мыслей вроде «кто я» или «что со мной» и уходила обратно в забытие. В один из приходов в сознание, я поймала себя на мысли, что голова уже так не беспокоит, а тошнотворная боль, которую я ощущаю, спровоцирована жутким голодом. Глаза все еще не открывались и, немного промучившись, я вновь уснула.

Проснулась я спустя долгое время с отчетливой болью в желудке и неприятным звоном в ушах. Я слегка приоткрыла веки, и в глаза ударил свет. Я осмотрелась. Комната, в которой я лежала, после моих последних гостиных номеров, показалась мне скорее дорого обустроенным бункером. Стены, сплошь в пластиковых и металлических отделках, плавными изогнутыми линиями переходили в низкий потолок. Напротив, во всю стену разместился стеллаж, снизу доверху состоящий из полок, шкафов и выдвижного стола, который сейчас, для экономии места, находился в собранном виде в стене. Моя кровать выглядела небольшой, с темно-синим, жестковатым, но воздушным постельным бельем и раскрытым пологом. Слева от меня стояла тумба с графином воды, стаканом и тарелкой бутербродов. Вид и запах еды заставил отойти вопрос «где я» на второй план. Это все явно для меня. Я потянулась за графином и, игнорируя стакан, вдоволь напилась из горла, и прополоскала обезвоженный рот. После я притянула к себе тарелку с бутербродами. Между толстыми кусками хлеба я различила вкус яиц и сыра, не совсем похожий на привычный мне. Я так сильно набила всем этим рот, что, не сумев прожевать, начала давиться. Сил двигать челюстью не было, поэтому пришлось есть мучительно медленно. Почему я такая голодная? Будто неделю не ела.

Когда от последнего, третьего бутерброда, остались лишь крошки, мой взгляд пал на металлическую дверь трапециевидной формы. Я, не раздумывая, подошла к ней и потянула за ручку. Это оказалась уборная и по совместительству душ. Через двадцать минут, чистая и свободная от всех человеческих потребностей, я вернулась в комнату и обвела ее еще раз глазами в поисках другой двери. Нашла. Здесь должен быть выход. Заперто.

Я забарабанила по двери, но в ответ тишина. Мне показалось, что я расслышала удаляющиеся шаги, поэтому начала звать неизвестно кого. Откуда-то издалека до меня донесся знакомый акцент неизвестного мне языка. Я позвала громче. Но и сейчас мне никто не ответил. Психанув, я до боли в пальцах ног отпинала дверь.

Звон в голове мешал думать. Где я? Я поморщилась от боли, пытаясь что-то вспомнить, и осторожно нащупала пальцами очаг боли. Не помню, чтобы так сильно ударялась лбом. Так, что я вообще помню из последнего? Париж! Я была в Париже! Как я там оказалась? С кем я приехала? И снова боль и головокружение помешали пролить свет на этот вопрос.

Я плюхнулась назад в кровать и совсем скоро уснула.

С новым пробуждением моя голова наконец-то прояснилась. Париж, вечер закрытия конгресса, Авиям, поцелуи, танцы и…

БРЭДИ!

От внезапного озарения я села.

Брэди! Это из-за него я здесь! Он похитил меня? От ужаса у меня затряслись не только руки, но и коленки. Я отчетливо помнила свои последние минуты до отключки. Брэди попросил меня выпить с ним, а потом начал говорить, что не желает мне зла, но у него свои интересы, а я лишь помогла ему обрести желаемое, за что он благодарен. Говорил он холодно, даже безжалостно. Что стало с Брэди, которого я знаю, который всегда приходил мне на помощь и переживал за меня?

Я спрыгнула с кровати и в несколько шагов добежала до двери. Я забилась сильнее, кричала громко и долго, пока не отбила руки до синяков.

Нужно успокоиться. Авиям обязательно заметит мою пропажу! И Борис тоже! Меня найдут. Только бы Авиям не подумал, что я сбежала… Кто-нибудь ведь точно заметил, что я ушла с Уилсоном и не вернулась! Эта мысль меня успокоила. Скорее всего Авиям уже ищет меня. Сердце наполнилось нежностью к моему любимому. Я прокрутила в голове каждый наш поцелуй, каждый его взгляд. Глубокий, страстный, пленительный… Уверена, он хочет исполнить мое желание и станет меня искать.

Я запретила себе думать о плохом и вытолкала все сводящие с ума мысли воспоминаниями об Авияме. Прошло достаточно долго времени, я допила всю воду из графина, заглянула во все полупустые шкафы и уже начала зевать, лежа на кровати.

Он залетел в комнату и, не глядя на меня, прошел к стене с полками, устраивая на одну из них увесистый металлический предмет со множеством трубок и пружин.

— Авиям! — воскликнула я и прошагала на коленях к краю кровати, путаясь в длинном подоле рубахи.

Авиям быстро взглянул на меня и продолжил копаться со своей штуковиной.

— Тебе лучше еще немного отдохнуть.

— Со мной все в порядке. Авиям, что произошло? Я помню, что разговаривала с Брэди… Я… упала в обморок? Где мы?

— В моей комнате. — безэмоционально ответил он только на последний вопрос.

В его комнате? Значит мы в гостинице? Почему у него такая странная комната? Последние часы я только и делала, что гнала прочь мысль, что больше никогда его не увижу, и вот он здесь! Немного серьезный… а может просто сосредоточенный. Все его внимание было приковано к непонятной штуковине. Ну уж нет, прибор подождет, я ведь так счастлива, что он здесь, что все не так, как я себе накрутила! Господи, ну и фантазия у меня! Я слетела с кровати и на всех парах