Шрифт:
Закладка:
Конечно же, богатый и дорогой вид старались придать всем блюдам, но именно в том, что касалось второго, господские повара могли развернуться во всем блеске своего мастерства. Ягнят и поросят подавали с живописным овощным дополнением, лежащими на блюдах, зачастую с пучком зелени во рту, рыбы для пира — обязательно крупные и жирные, должны были «сидеть» с высоко поднятыми головами и хвостами, в собственной коже и чешуе, чтобы издали казаться живыми. Мелких пичужек, столь любимых тогдашней аристократией, приносили обязательно на «высоких» блюдах из золота и серебра… короче говоря, даже самые скромные из гостей могли вдоволь насладиться если не вкусом, то видом роскошных пиршественных угощений, которые мимо них проносили в направлении столов для именитых гостей.
Но вот и вторая перемена подходила к концу, и наступало время интерлюдии — самой впечатляющей и, пожалуй, самой ожидаемой части пира.
Интерлюдией или интермедией (фр. intermède) назывались красочные представления, без которых пир не мог называться пиром. Интерлюдии бывали кулинарными или театрализованными, особо изобретательные могли и те и другие свести вместе в одно увлекательное действо.
Для этого в замок или дворец заранее приглашались артисты — фокусники, дрессировщики с собаками или обезьянами, танцоры, певцы, и наконец, полноценные театральные труппы. В частности, известно, что Джон Бедфорд «регент Франции для короля Английского» в последний период Столетней войны, печально известный тем, что под его руководством разворачивался процесс Жанны д’Арк, — имел при своем дворе полноценную певческую и музыкальную капеллу, исполнявшую к удовольствию его гостей религиозные и светские песнопения.
Жиль де Рэ, ставший прототипом сказочного злодея Синей Бороды, имел свою театральную труппу, для которой, по-видимому, сам же писал драмы и комедии. Самой известной из них стала, без сомнения «Мистерия Орлеанской осады», где на сцене появлялись Жанна, Бедфорд, Господь Бог, и наконец, сам хлебосольный хозяин (конечно же, в исполнении профессионального актера).
В качестве спектаклей могли выступать библейские и античные сюжеты, в частности, на пиру, данном в честь коронации любимой супруги, Карл VI приказал поставить в пиршественной зале мини-крепость, должную изображать древнюю Трою, вокруг которой разворачивалось батальное действо — троянцы против греков. Тальеван в своем сочинении подробно описывает, как следует изготовлять декорации и одевать актеров, должных изображать «битву христиан с сарацинами».
Во время знаменитого «Фазаньего пира», устроенного Филиппом, герцогом Бургундским, взорам гостей предстал огромный макет, должный изображать «битву тигра со змеем посреди пустыни». Впрочем, гости еще не успели прийти в себя, как ее уже сменила новая картина. На небольшом искусственном озере плыли кораблики, которые с помощью искусно созданных механизмов курсировали между замками, располагавшимися на берегах. Еще один «столовый» пейзаж, явленный гостям, состоял из скал, сложенных из сапфиров, среди которых «росли» цветы и бил маленький фонтан… короче говоря, не хватит книги, чтобы перечислить все, что изобретали родовитые хозяева и их верные служители, едино чтобы удивить и потрясти воображение присутствующих.
Подобные представления не только развлекали гостей, но и позволяли им несколько отдохнуть после второй перемены, прежде чем продолжить угощаться от хозяйских щедрот. Кроме того, на балконе над пиршественной залой обязательно играла музыка, и подача блюд могла из раза в раз прерываться танцами, до которых наши предки были весьма охочи, несмотря на недовольство церковников.
Напомним, что пиры имели своей целью не только (и даже не столько!) накормить и развлечь гостей, — но со всей внушительностью продемонстрировать им богатство и могущество хозяев дома. С этой целью воображение гостей пытались поразить, предъявляя им нечто настолько удивительное и непривычное, что крупнейшие из таких пиров оказывались в центре внимания хронистов: так, изобретательный Филипп Бургундский на одном из своих многочисленных пиров приказал в главной зале выпустить цаплю, за которой гонялся господский ястреб. В другой раз гости, вошедшие в залу с полной готовностью занять свои места, увидели у одной из колонн прикованную львицу, возле которой красовалась надпись «не беспокойте мою даму». Продолжать подобные описания можно бесконечно — однако на этом стоит остановиться, предоставив желающим возможность прочитать соответствующую литературу самостоятельно.
Кулинарные интерлюдии включали в себя подачу (обязательно под музыку и обыкновенно руками красивейших юных дам и девиц) царственных павлинов, фазанов и лебедей в полном оперении. Подача сопровождалась речами в адрес хозяина и тех гостей, которых он желал подобным образом отметить, а иногда и подчеркнутыми театральными эффектами. В частности, как мы уже рассказывали, во время знаменитого «фазаньего пира», устроенного все тем же тщеславным Филиппом Бургундским, роскошного фазана, сидящего на золотом блюде, вынесла дама в глубоком трауре, должная изображать христианскую церковь, страдающую под пятой «неверных». Под негромкую, подчеркнуто печальную музыку дама произнесла прочувствованную речь, обращенную к хозяину и всем присутствующим, которые в едином порыве вскочили на ноги, поклявшись в том, что в самое ближайшее время отберут Константинополь у турок. Как известно, этот поход так никогда и не состоялся, зато «фазаний пир» навсегда остался в истории как последнее «прости» уходящей в прошлое рыцарской эпохе.
На свадьбе Генриха V c Екатериной Французской на стол был подан гигантский пирог, украшенный сценами из жития св. Екатерины. Первая сцена изображала ее, спорящей с языческими философами, вторая — с колесом, символом ее мученичества, и, наконец, третья — пантеру, высоко вздымающую в лапах портрет святой. Можно представить, сколько и искусства, и терпения требовалось, чтобы вылепить все это из сладкого теста, марципана и т. д., не забыв раскрасить в подобающие цвета.
Отметим, что интерлюдии обыкновенно следовали за второй переменой или предшествовали ей — это зависело в конечном итоге от воли хозяина или хозяйки, но дело от этого не менялось.
Так или иначе, после мясного блюда и интерлюдии (или, наоборот, — интерлюдии и мясного блюда) подавался десерт, или на языке того времени desserte. Само слово происходит от среднефранцузского desservir — «убирать со стола, заканчивать трапезу».
