Эльма подала ей другую салфетку, и Ауса снова высморкалась.

– Опустить ее в воду – это был такой способ замести следы? – спросил Сайвар.

Ауса аккуратно сложила салфетку перед собой.

– Если честно, мне было все равно. Мне удалось дотащить ее до кромки воды, но я женщина старая и далеко не продвинулась. Я надеялась, что ее утянет морем. Решила, что Господь позаботится о том, чтобы она навсегда исчезла, совсем как моя Сара. Это ведь было бы справедливо, правда?

– А она точно была мертва? – спросила Эльма, сознательно не обращая внимания на заданный вопрос. В этом деле ничто не было справедливым.

– Это было хуже всего, – сказала Ауса, и впервые с того момента, как она начала говорить, рассказ был ей не в радость. – Я думала, что она мертва, но потом…

– Она очнулась? – закончила за нее Эльма.

Ауса кивнула:

– А тогда уже стало поздно останавливаться.

Эльма с трудом представляла себе Аусу, обхватывающую руками горло Элисабет. Правда, она с таким же трудом могла представить, как эта субтильная женщина тащит тело Элисабет по утесам.

– А что насчет машины Элисабет? – спросил Сайвар.

– Это я здорово придумала, правда? – Ауса слабо улыбнулась и не стала ждать ответа. – У меня все еще были ключи бывших соседей. Как вы знаете, мы переехали только недавно, а раньше жили там, в верхнем районе. Ну, я же знала, что они в отъезде. Конечно, я понимала, что эту машину в конце концов отыщут, но тем самым я выиграла время, чтобы немножко замести следы, правда ведь? – Ауса сделала глубокий вдох и поправила шаль вокруг шеи. – Ну вот, я устала говорить. Но, наверное, все, что вам нужно, вы уже услышали. Вы бы не могли выполнить одну мою маленькую просьбу?

– Какую?

– Я бы хотела, чтобы мне сюда принесли мое вязание. Понимаете, у меня скоро внук родится, и я вяжу платьице, розовое. Я уверена, что это будет девочка. – Ауса улыбнулась, на в силах скрыть, с какой радостью ждет этого события.

– Расследование, можно считать, завершено, – сказал Хёрд. – Если ни Хендрик, ни Тоумас ничего не расскажут, невозможно будет выяснить, кто делал это с девочками или что именно там происходило. Обе жертвы мертвы, и мы не располагаем ничем, кроме этих фотографий и сведений от Рунара о том, что Тоумас ходил к Элисабет. В то время Рунар наверняка был в стельку пьян, и его показания в этом деле не могут ничего подтвердить.

Эльма понимала, что Хёрд прав. Дело уже расследовано, Ауса созналась в убийстве Элисабет. И больше они ничего сделать не могли. В ближайшие дни техотдел сравнит шерстяные нитки, обнаруженные в машине Элисабет, с шалью Аусы. К тому же они располагали ее признанием, и ничто не указывало на то, что с ней был кто-то еще. И все же они удивлялись, как Аусе удалось оттащить тело Элисабет на такое расстояние. Но Ауса решительно отрицала, что с ней был кто-нибудь еще, а Эльма знала, что при определенных обстоятельствах человек способен на невероятные вещи. Дело было раскрыто – и все-таки ей казалось, что такой исход не очень справедлив. Отнюдь нет.

– Конечно, мы вызовем на допрос их обоих. Единственный вариант – что кто-нибудь один из них сознается, но мне это кажется маловероятным.

Эльма кивнула. Она сидела у письменного стола Хёрда, погруженная в бумажную работу.

– А как же Сара? – спросила она.

– Что «как же Сара»? – Хёрд поднял глаза. – С тех пор как она погибла в результате несчастного случая, прошло, минуточку, уже без малого тридцать лет. И хотя Элисабет и сказала правду, итог все равно один: обе мертвы.

– А как же…?

– Эльма, сюда едет Эйрик, муж Элисабет, а еще мне надо связаться с прессой. А ты сегодня отдохни. В бассейн сходи, погуляй – да что угодно. Ты заслужила. – Он улыбнулся, но по его улыбке было понятно, что он хочет поскорее спровадить Эльму из кабинета. Эльма закусила губу и встала. В дверях она остановилась и собралась что-то сказать, но Хёрд уже начал разговаривать по телефону.

Ее мама ответила на звонок уже через пару секунд после того, как она набрала номер. Такое ощущение, что она сидела у телефона и ждала. Эльму легонько кольнула совесть за то, что она не перезвонила вчера вечером. Она отлично знала, как любопытна ее мама, но также понимала, что не может рассказать ей ничего. При этом она подозревала, что мама желала, чтобы Эльма была в этом отношении хоть немножечко похожа на Дагни.

– Привет, мама, – сказала она и, едва дав матери возможность поздороваться, тотчас продолжила: – Помнишь, ты говорила, что Тоумас, брат Хендрика, взимает с квартирантов арендную плату «совершенно диким способом»? Что ты тогда имела в виду? – Она сейчас вдруг вспомнила, что мама сказала так во время их прогулки по кладбищу.

– А зачем ты спрашиваешь? – полюбопытствовала мама, но, когда Эльма не захотела объяснять, тут же выдала: – Он с женщинами спал. Я слышала, что некоторые матери-одиночки не могли заплатить за жилье, а он этим злоупотреблял. Не знаю, есть ли в этом хоть крупица правды, но так поговаривают. А Хендрик на это глаза закрывал, попустительствовал. А ты почему спрашиваешь? Это как-то связано с…?

– Не знаю, – поспешно ответила Эльма. – Надеюсь, что нет.

Она попрощалась с мамой, сказав на прощание, что вечером придет на ужин. Затем отложила телефон и стала задумчиво смотреть на черный экран компьютера перед собой. Так она и знала! Ей всегда казалось странным, как это у женщины вроде Хатлы могло хватать средств на съем такого большого дома. А сейчас, как ей казалось, она все поняла. Она вспомнила фотографии, на которых Элисабет стояла в своей комнате, такая беззащитная. Наверное, для оплаты такого большого дома стараний одной Хатлы было мало. От такой мысли во рту сделался гадкий привкус.

Когда Эльма пришла, Сайвар был в кафетерии. Он стоял, прислонившись к кухонной тумбе, и держал чашку с кофе двумя руками.

– Это пить можно? – спросила Эльма и достала себе чашку.

– Да как обычно, – ответил Сайвар.

Эльма заняла место рядом с ним. На улице шел снег. Весь декабрь его почти не было – а тут повалил.

– Как ты думаешь, он долго пролежит? – спросила она.

– Кто? Снег? – Сайвар посмотрел на нее. – Сомневаюсь.

Эльма промолчала, и она стали дальше смотреть на то, как снежинки медленно падают на землю и покрывают черный бетон под окном.

– Хендрик очнулся, – сказал Сайвар. – Они считают, он полностью поправится.

– А с ним уже говорили?