Воздух заканчивался.

А вот яма… она и вправду бездонная? Больше, чем мне думалось.

Или…

Пальцы коснулись чего-то склизкого, что метнулось в сторону, спеша убраться. Рыба… чтоб её… надо наверх. Или нет… времени прошло. Пока я шла, бежала… пока… надо ниже.

Глубже.

Еще немного.

Потерпеть. И то, что в груди жжет, это тоже перетерпится. Раньше я ведь могла. И теперь сумею… Ангелина мертва, но эта девочка… долг мой никуда не делся. Поэтому еще взмах. Руки немеют. В голове шумит. И хочется раскрыть рот, расклеить губы, чтобы вдохнуть, пусть бы и воды.

Нельзя.

Твари живучи.

И это должно пойти на… пальцы ухватились за что-то… мокрое и жесткое. Не водоросли. Не рыба… они вцепились в это – ткань? – и дернули, вытягивая из мути черный ком. Больше всего это походило именно на черный ком…

Зоя?

Он развернулся… плохо видно. Но пальцы касаются уже кожи, путаются в волосах. Неподвижна, но…

Вверх. И уже я пытаюсь оттолкнуться от воды, потому как треклятая ямина так и не показала дна, вытаскивая одновременно и себя, и Зою. И перехватываю её, боясь лишь, что не хватит сил.

Что…

Я стала старше.

Старее.

Слабее.

Трусливей, если уж на то пошло. Я… слишком долго жила мирно. И поэтому сил не рассчитала. Ногу свела судорога. Но тут недалеко. Это только кажется, что мы глубоко под водой. Надо… подниматься. Стараться. Боль… перетерпеть. И жжение. И страх.

Я смогу.

Смогу!

Я не погибну так нелепо, потому что… Бекшеев расстроится. И Тихоня… и девочку эту надо спасти. Надо… я выплывала. Мне казалось, что я плыву быстро, стремительно даже. Но это еще одно заблуждение. В воде все иначе. И потому когда вода вдруг расступилась, пропуская тяжелое тело, я поняла, что просто не смогу. Есть предел.

Даже у меня.

Но чья-то рука схватила меня за шиворот и дернула. И Зою тоже. И нас потащило. И тащило, кажется, вечность, пока сизая пленка воды не посветлела вдруг. А потом и лопнула, выпуская нас на воздух. И я вдохнула его, горький и жаркий, раздирающий изнутри. Он обжег. И я зашлась в приступе кашля. Перед глазами стояла пелена, изо рта и носа текло.

И…

Зоя.

Я выдернула её.

Все-таки её.

- К берегу давай! – голос донесся словно издалека, но я кивнула. Пройдет.

К берегу.

Он попытался мне помочь, человек, от которого я меньше всего ждала помощи, и Зою подхватил, и сам потянул к этому самому берегу, казавшемуся теперь неимоверно далеким. Вот рогоз. Протоптанная полоса. Следы… мои следы.

Каблуков вышел первым и Зою выдернул, потащил куда-то дальше, за стену. А я выползала уже сама. Пару раз споткнулась. Упала. Изгваздалась в темной жиже.

Ничего.

Это ведь ерунда. Главное, живая…

Каблуков положил Зою на бок и пытался трясти.

- Надо… сначала воду убрать, - я опустилась на четвереньки. – Где… Зиночка…

- Зиночка?

Он поднял голову.

- Она была тут?

- Была. Я… отправила на помощь… звать.

- Значит, она кричала. Зиночка… - Каблуков отполз. – Вот…

- Погоди, - я села рядом с Зоей и перевернула тело на живот, попыталась затянуть на ноги. – Ей надо что-то твердое подложить… помоги.

Каблуков молча встал на одно колено.

- Давай… только придерживай. Осторожно… дави.

Я пальцами раскрыла рот Зои. Из него хлынула мутная тяжелая вода. Вот так. И еще раз.

- Все… кидай.

Она еще не дышала. И сердце… и сколько прошло времени.

- Что… - вид у Каблукова был растерянным. – Она… умерла?

И испуганным.

Умерла.

Но есть шанс вернуть. Есть, я знаю. Не знаю, получится ли. И сколько времени прошло? Я ни хрена не целитель. Но попытаюсь. И прижимаюсь губами к губам, проталкивая внутрь этого тощего тела воздух. И давлю руками на грудную клетку. Считаю про себя. Раз-два-три… получится… у меня должно получится… если та, что стоит за гранью, позволит. Она должна бы… она ведь не просто так…

Со мной…

Ну же, Зоя.

Открывай глаза!

И не знаю, что помогло, мои ли вялые трепыхания, эта молитва, которую и молитвой можно назвать лишь с натяжкой. Просьба… дар тот, за прошедший год ни разу себя не проявивший… Зоя под моими руками вдруг дернулась, а потом зашлась в приступе кашля.

- На бок! – я успела перевернуть её до того, как кашель превратился в рвоту. И Каблуков поспешно приподнял тело, сгреб растрепавшиеся волосы.

Девочку выворачивало.

Долго и муторно. Водой и съеденным, и желтой желчью, и потом просто насухо, сводило судорогой, раз за разом. И уже тогда Каблуков поднялся, и заодно поднял её.

- За шею обнимай. Тише, всё уже… сейчас поедем в больничку… к Людочке твоей. Поедем, да? – голос его дрожал. – Я донесу.

- Я могу, - я тоже поднялась. – Отнести.

Кабулков мотнул головой.

- Я… сам. Она лёгкая… тихо, уже закончилось… не позволю тебя обидеть. Никому не позволю.

Он огляделся и вынужден был признать.

- Идти… куда?

- Туда, - я пошла впереди, правда, прислушиваясь к тому, что происходит за спиной. Дышал Каблуков ровно, спокойно, да и мужик он вполне себе крепкий. Донесет.

Хотя…

Странно, конечно.

- Как ты там оказался?

Я решила, что совместное купание – вполне себе повод перейти на «ты».

- Услышал крик. Побежал… я там был, ниже по течению. Вдоль речки тропа идёт. Как раз увидел, как ты ныряешь. Подумал, что утопиться решила в Чертовом омуте… надоел твой хромоногий. Или бросил?

- Я ведь и в морду дать могу, - заметила я.

- Женщине следует быть кроткой и милой… не слышала?

- Слышала. Но жизнь такова, что кротких и милых хоронят первыми.

Каблуков хмыкнул.

Нет, он не стал меня меньше раздражать. И героический ореол нисколько не убавил обычной его спеси. Просто… как-то не сочеталось одно с другим в моей голове.

- Так чего полез-то?

Я обернулась.

Зоя сидела тихо, прижимаясь к Каблукову всем телом. И руки её тонкие обвивали его шею.

- Как-то подумалось… ты утопишься. Бекшеев расстроится. И Одинцов тоже расстроится… и будут, расстроенные, мне жизнь портить, причем с использованием, как понимаю, всех своих возможностей.

Врет.

- Слушай, а почему ты все время стараешься казаться сволочью? – поинтересовалась я.

Мы выбрались на дорогу.

- Может, потому что я и есть сволочь.

- Так