— Побереги патроны для русских, — сказал он наконец, выговаривая слова с таким баварским акцентом, на какой только был способен, так как по новым документам он значился свиноводом из Баварии.

Солдат прищурился, но пальца со спускового крючка не убрал.

— Маннерхайм! — взревел лейтенант, гигантскими шагами направляясь в их сторону. — Опусти пушку, придурок чертов! Это же немцы, а не славяне!

Солдат повиновался. Он поставил свой карабин на предохранитель и стоял, не отрывая глаз от Майкла. Лейтенант встал между ними.

— Последи лучше вон за теми, — приказал он Маннерхайму, указывая на другую группу заключенных. Маннерхайм поплелся прочь, и тогда румяный лейтенант с пухлыми, круглыми щечками, напоминавшими запеченные в тесте яблоки, переключил свое внимание на Майкла. — Нечего тут руки распускать, понял? Я бы запросто мог позволить ему пристрелить себя, и мне за это ничего не было бы.

— Но ведь мы не враги, мы по одну сторону, — напомнил ему Майкл, в упор глядя на собеседника.

Наступила долгая пауза. Может быть, лейтенант усмотрел что-то подозрительное в его акценте? При мысли об этом Майклу стало не по себе.

— А ну-ка, покажи мне свой пропуск, — сказал наконец лейтенант.

Майкл полез во внутренний карман заляпанного грязью пальто и вытащил бумаги. Лейтенант развернул их и принялся внимательно изучать отпечатанные на машинке листы. В правом нижнем углу под подписью должностного лица каждый документ был скреплен печатью.

— Значит, свиней разводишь, — тихо пробормотал немец и покачал головой. — Господи, неужели все это зашло уже так далеко?…

— Я могу воевать, — сказал Майкл.

— В этом я не сомневаюсь, и, возможно, вам и в самом деле придется взяться за оружие, если русские прорвут фронт. Эти вонючки не успокоятся, пока не доберутся до Берлина. И что же ты собираешься делать в армии?

— Буду бить скотов, — ответил Майкл.

— Что ж, сдается мне, что некоторый опыт в этом деле у тебя имеется. — Все это время лейтенант брезгливо разглядывал заношенную одежду Майкла. — Стрелять-то хоть умеешь?

— Нет, господин офицер.

— А почему ты только сейчас едешь записываться в добровольцы? Почему не сделал этого раньше?

— Я свиней растил.

Тут Майкл краем глаза уловил в стороне какое-то движение. Взглянув лейтенанту через плечо, он увидел, как один из солдат направился в сторону повозки Гюнтера — туда, где под сеном было спрятано оружие. Он услышал тихое покашливание Мышонка и тут же сообразил, что и Мышонок, надо думать, тоже заметил это.

— Проклятье! — с горечью сказал лейтенант. — Ведь ты почти ровесник моему отцу.

Майкл видел, что солдат остановился возле их повозки. По спине у него пробежал холодок. Немец влез на сено и начал устраиваться поудобнее. Кое-кто из его товарищей засвистел, заулюлюкал ему вслед, но он, не обращая на них внимания, снял каску и, блаженно улыбаясь, растянулся на сене, закинув руки за голову. Майкл заметил, что трое конвоиров сидели в грузовике, а остальные разбрелись среди военнопленных. Посмотрев на противоположную обочину дороги, он отыскал взглядом Гюнтера, Тот стоял, опустив топор, и во все глаза смотрел на фашиста, устроившегося на отдых на его возу, даже не подозревая, что в сене под ним спрятан целый арсенал.

— Выглядишь ты достаточно крепким, я не думаю, что мое решение задержать вас здесь, на вырубке деревьев, на несколько дней встретит возражение у кого-либо в Берлине. — Лейтенант свернул бумаги и протянул их обратно Майклу. — Мы должны расширить эту дорогу, чтобы по ней могли пройти наши танки. Понятно тебе теперь? Ты уже сейчас, прямо здесь заступишь на службу во благо рейха и при этом тебе даже не придется марать руки кровью.

«Значит, еще несколько дней, — угрюмо подумал про себя Майкл. — Нет, так дело не пойдет».

— А теперь идите и продолжайте работать, — проговорил лейтенант. — Как только мы управимся здесь, вас немедленно отпустят.

Майкл видел, как лежавший на сене солдат принялся ворочаться, стараясь устроиться поудобнее. Он примял сено под собой, и теперь, если только станет известно, что под сеном они прячут оружие…

Времени на то, чтобы оставаться в бездействии и дожидаться, обнаружат фашисты автоматы или нет, не было. Широко шагая, лейтенант отправился в обратный путь, к грузовику. Он был весьма доволен собой и твердо уверен в том, что он несомненно владеет искусством убеждать других в своей правоте. Майкл ухватил Мышонка за локоть, заставляя его идти рядом с собой, а сам быстро направился к обочине.

— Молчи! — яростным шепотом приказал Мышонку Майкл.

— Эй, вы! — окликнул их один из конвоиров. — Кто разрешил вам бросить работу?!

— Пить очень хочется, — оправдывался Майкл, обращаясь к оглянувшемуся на окрик лейтенанту. — А фляжка осталась в повозке. Чего ж тут особенного?

Лейтенант великодушно махнул рукой и забрался в кузов грузовика, где сел, давая отдых ногам. Майкл и Мышонок перешли через дорогу, военнопленные тем временем продолжали стучать топорами, и сосны со скрипом и треском валились на землю. Гюнтер испуганно взглянул на Майкла, но Майкл уже заметил, как устроившийся на их возу солдат запустил руку в сено, очевидно пытаясь нащупать там некий предмет, мешавший ему устроиться поудобнее.

Мышонок принялся беспокойно шептать:

— Он нашел…

— Ага! — воскликнул солдат, находя наконец искомое и вытаскивая его на свет божий. — Лейтенант Целлер! Вы только посмотрите, что эти псы хотели утаить от нас! — С этими словами он поднял руку над головой, выставляя на всеобщее обозрение початую бутылку шнапса.

— Уж что-что, а прятать свое добро деревенские умеют здорово, можешь не сомневаться, —