стоял по струнке, макушка перешла в горизонтальное положение, а на лице застыло то самое выражение, которое могло бы появиться, если бы доктор позировал для портрета и в этот момент маленькая собачонка прихватила его за очень чувствительное место. Доктор барабанил по любимому черепу, пока не понял, что никакого черепа нет – его разбил Бёрч, бородатый полицейский, и тогда Понсонби опускал глаза – удивленно, почти оскорбленно, как будто бы это отсутствие черепа, этот не-череп был повинен во всех его бедах. Что прекрасно сочеталось с его привычками: злые языки утверждали, что доктору не нравятся представления с оптическими иллюзиями.

– Врачи и остальные участники ментального театра собираются в шесть часов вечера, – читала Нелли суровым нравственным тоном, и ее английский был настолько безукоризнен, что мне вспомнились школьные годы. – Миссис Гиллеспи и служанки отбывают в пять часов вечера, таким образом, ужин для пациентов должен быть приготовлен заблаговременно. Порции будут поставлены на тарелки в коридорах, и служанки разнесут ужин под нашим надзором. Приходящих медсестер сегодня не будет. После подачи ужина допуск на кухню закрыт для всех, включая даже и миссис Гиллеспи, до восьми тридцати вечера – времени, когда планируется устроить перерыв в ментальном представлении. И никому, без всякого исключения, не разрешено спускаться в подвал, если возле лестницы висит плакат – не имеет значения, какие звуки будут оттуда доноситься. Всем ли ясно прочитанное?

Все – это были Сьюзи, Джейн и я. Мы кивнули.

– Единственные, кому будет разрешен допуск, суть джентльмены, принимающие участие в случае преподобного Доджсона, – добавила Нелли по бумажке. – А именно: мистер Филомон Уидон, мистер Джеймс Пиггот, доктор Артур Дойл и пациент, именуемый мистер Икс. Все они уже оповещены. Кроме того, наша коллега, мисс Энн Мак-Кари, также будет присутствовать на представлении в качестве сопровождающей пациента по театральному лабиринту, в должности, иначе именуемой «вергилий». Это все.

– Будут вопросы, леди? – спросил Понсонби и предоставил нам время, много времени – кажется, он даже безмолвно умолял, чтобы мы задали какой-нибудь вопрос; было прекрасно видно, насколько он взбудоражен. – Итак, то, что я рассчитываю на ваше теснейшее сотрудничество, – это не то чтобы очевидно, но очень близко к очевидности. Доброе имя Кларендона и его грядущая слава – в ваших руках. Будут ли… еще вопросы?

Как выразился бы автор «Алисы», никакого «еще» быть не могло, потому что не было ничего другого, но никто уже не обращал внимания на стремительную утечку здравомыслия в нас самих. И вот, как только Понсонби, уставший от ответов на незаданные вопросы, покинул кабинет, вопросы посыпались сами собой.

Перепуганная Сьюзи кинулась к Нелли:

– И даже если мы услышим… ну вот такое… крики… ты же понимаешь… нам все равно нельзя?

Эту нить подхватила Джейн, такая же ошарашенная, как и ее подруга:

– Крики или еще что-нибудь странное… Я всегда думала, если мы слышим крики или что-нибудь странное – наш долг войти…

– Никто не имеет права входить, что бы мы ни услышали, – отрезала Нелли Уоррингтон. – Распоряжение доктора Понсонби.

Из глотки миссис Мюррей донесся низкий скрип, как будто перед концертом настраивали виолончель.

– Леди, вы делаете вид, что не знаете, о чем говорите… но то, что произойдет внизу, – это самая грязная непристойность. Богомерзость, вершимая под именем медицины. С сегодняшнего дня Кларендон-Хаус проклят… Эта девочка-актриса будет проделывать невозможные вещи… которые зародились в головах у психиатров, вступивших в сговор с этим колдуном…

– Миссис Мюррей, – оборвала старуху Джейн Уимпол, – ментальный театр начали практиковать, когда вы уже вышли на пенсию. Не говорите, что разбираетесь и в нем.

Я наклонилась, чтобы лучше видеть лицо миссис Мюррей. На фоне залитого дождем окна, с аккуратно причесанными волосами, с бороздами морщин на лице она казалась говорящим стволом старого дерева. От ее взгляда Джейн попятилась.

– Джейн Уимпол, даже не смей разговаривать со мной в таком тоне. Я ошибаюсь реже, чем ты забываешь надеть свою благопристойную вуаль, девочка. Я говорила вам еще до беды с Мэри Брэддок: мистер Икс – колдун. Он накличет на Кларендон несчастья – разве я не говорила? И так оно и вышло. А теперь я говорю: Понсонби, которому мало держать в доме черта, сегодня устраивает шабаш. Из этого подвала, леди, никто не выйдет живым. Никто.

– Миссис Мюррей.

Я сама изумилась твердости моего голоса.

– Да, Энни?

– Миссис Мюррей, я работала в клинике сэра Оуэна, я знаю, что такое ментальный театр. Это медицинская процедура, а не грязная непристойность. Да, иногда актеры раздеваются, но ведь и перед операцией пациента раздевают. Это так называется – театр, но театр не менее медицинский, чем стетоскоп. – Чепцы Нелли, Джейн и Сьюзи покачивались в знак согласия. Миссис Мюррей, чепца не носившая – да он ей был и ни к чему, – оставалась непоколебима.

– Энн Мак-Кари, ты готова честно ответить на один вопрос?

– Спрашивайте сколько пожелаете.

Я думала, старуха вспомнит про мой визит в комнату Мэри, но все оказалось куда хуже.

– Ты была с Мэри Брэддок в час смерти. Поклянись, что эта смерть никак не связана с твоим пациентом и с этим грязным делом, которое сейчас затевается там внизу.

Я хотела выдержать ее взгляд, но не смогла.

– Миссис Мюррей, клясться я не стану, потому что только Господу Всемогущему ведомы истинные причины, однако заверяю, что, насколько известно мне, у Мэри были сердечные проблемы. Сердечные, – повторила я.

«Я произнесла это слово два раза, а это двойка червей», – промелькнуло у меня в голове.

– Энн Мак-Кари, да услышит тебя Господь, которого ты так легкомысленно поминаешь, и да поможет Он тебе нынче вечером.

Нелли, Джейн и Сьюзи желали того же. Мы вышли из кабинета.

И тогда мои товарки принялись меня утешать.

Впрочем, второй их потребностью, в их случае естественной и объяснимой, были сплетни.

– Все будет хорошо, Энни, вот увидишь, – заверила Сьюзи. – Делай что… не знаю, что именно, но делай…

– А я надеюсь, этот мужчина излечится от… чем бы оно ни было, – добавила Джейн.

– Кстати, я вот не поняла…что должен делать… виргиний?

– Вергилий, Сьюзи, – поправила я. – Тот, кто отвечает за проведение пациента через декорации ментального театра. Не беспокойтесь, я все сделаю хорошо.

– Энни, мы в тебе не сомневаемся.

– Мы тебя поддерживаем.

– И больше того. Ты из Кларендон-Хауса, – добавила Нелли. – А это много значит.

Мы обнялись. Я была растрогана. Может быть, еще и из-за воспоминаний о Мэри Брэддок, которая первая и почти в тех же словах приветствовала меня после возвращения под этот кров, который я считала своим.

Теперь я принимала объятия