Шрифт:
Закладка:
Тут можно упомянуть и еще об одном поэте и писателе, только уже вымышленном, беллетристе по имени Р. из новеллы «Письмо незнакомки». Теперь, когда вы имеете представление о некоторых предметах из дома Цвейга в Зальцбурге, обратите внимание, как много схожих вещей в квартире героя произведения с реальными вещами из обстановки в доме самого автора, обустроившего свой кабинет и комнаты как раз к началу работы над этой новеллой (1922):
«Я увидела перед домом фургон с мебелью! Большую часть тяжелых вещей носильщики уже подняли наверх и теперь переносили отдельные, более мелкие предметы; я остановилась у двери, чтобы все это видеть, потому что все твои вещи чрезвычайно изумляли меня – я таких никогда не видала – тут были индийские божки, итальянские статуи, огромные, удивительно яркие картины, и, наконец, появились книги в таком количестве и такие красивые, что я глазам своим не верила. Их складывали столбиками у двери, там слуга принимал их и каждую заботливо обмахивал метелкой. Сгорая от любопытства, бродила я вокруг все растущей груды; слуга не отгонял меня, но и не поощрял, поэтому я не посмела прикоснуться ни к одной книге, хотя мне очень хотелось потрогать мягкую кожу на переплетах. Я только робко рассматривала сбоку заголовки – тут были французские, английские книги, а некоторые на совершенно непонятных языках… Меня страшно занимала мысль, каким же должен быть человек, который прочел столько прекрасных книг, знает столько языков, который так богат и в то же время так образован»{314}.
* * *
Послевоенная Австрия, «которая теперь проступала на карте Европы жалкой, серой и безжизненной тенью Австро-Венгерской империи», каждый день все глубже захлебывалась и тонула в выпуске «суррогатных денег», водовороте инфляции и гиперинфляции, столкнувшись с таким падением доходов населения, голодом, забастовками рабочих, что «революция или какой-либо другой катастрофический исход казались неотвратимы».
Самоустранение последнего императора Карла I, чье испуганное лицо Цвейг якобы видел в окне поезда на австрийской пограничной станции Фельдкирх при возвращении в Австрию, положило конец всей династии Габсбургов и одновременно начало обострения в новорожденной Австрийской республике национальных вопросов, политической борьбы, межпартийных конфликтов.
Надежда Цвейга на то, что рухнувшая империя принесет с ветром перемен и реформу института брака, оказалась иллюзией. В католической Австрии и после Первой мировой войны, вплоть до 1938 года, развестись не живущим вместе парам для создания новых семейных отношений не представлялось возможным и, пока кто-нибудь из «супругов» не умирал, являлось непреодолимым препятствием к заключению следующего брака. Повторных церковных венчаний для разведенных пар (пример Фридерики и Феликса) закон также не предусматривал. Бюрократические препоны, стоявшие на пути свадьбы, писатель напряженно обсуждал в кругу друзей в Швейцарии и накануне отъезда сообщил о своих затруднениях Антону Киппенбергу: «Я уже много лет живу в грехе, но чувствую себя благословенным с фрау фон Винтерниц, которой посвятил своего “Иеремию”. Поскольку она развелась как католичка, второй брак в Австрии стал бы для нее двоеженством и, следовательно, карался бы по закону. Что ж, мы терпеливо ждали, пока старая Австрия не умрет и не исчезнет, и в мае или июне переедем в Зальцбург».
Возможно, по этой причине Стефан годами умалчивал о своих отношениях с Фридерикой и не ставил в известность отца и мать о намерении жениться. Любопытное письмо в конце февраля 1919 года Ида Бреттауэр отправит ему в Цюрих, высказав тревоги и материнские надежды относительно семейного благополучия сына: «Содержание твоего письма меня ошеломило, хотя я уже знала, что у тебя была близкая подруга. Теперь я поставлена перед фактом. Как зрелый и серьезный мужчина, ты, надеюсь, обдумал этот шаг и сделал достойный выбор. Как мы и предполагали, это дама с очень высоким интеллектуальным уровнем, чистой душой, что будет сочетаться с твоим характером и соответствовать ему. Дорогое мое дитя, ты знаешь, как сильно я привязана к вам, моим сыновьям. Ваше будущее – моя главная забота. Поэтому ты поймешь, как волнует меня твое решение. Назрело много вопросов, о которых не скажешь в письме. Наше заветное желание иметь дочь теперь исполнилось. Поэтому мы сердечно приветствуем твою избранницу. Я буду рада однажды прижать ее к моему материнскому сердцу. Да будет твоя жизнь счастливой, а мы станем молиться за тебя, наш дорогой сын»{315}.
После переезда в Зальцбург «дорогой сын», продолжая добиваться цели, в июле 1919 года уговорил Фридерику покинуть католическую церковь и подать прошение о разводе в венскую мэрию, где бы ее «особые обстоятельства были приняты во внимание». Непробиваемая стена закона еще какое-то время держала всех в неведении. Стефан даже предлагал отправиться в Венгрию, где процедура заключения брака в тот период была доступнее и гораздо проще. Но спустя шесть месяцев Фридерике фон Винтерниц все-таки позволят заключить «брак по разрешению».
День регистрации был выбран спонтанно, 28 января, когда в ратуше Вены в сугубо мужской компании состоялась трагикомическая церемония бракосочетания писателей. Говоря о «сугубо мужской компании», я нисколько не оговорился по той причине, что «невеста» ввиду многолетней тяжбы о разводе с Феликсом побоялась второй раз наступать на одни и те же грабли и решила в формальной стороне процедуры не участвовать. Она даже не поехала в Вену, выписав на имя Феликса Брауна доверенность, согласно которой он должен был «представлять ее интересы» на церемонии.
Кто-то из читателей увидит в этом сюжет в духе мольеровских комедий, но для Цвейга решение Фридерики, как ни странно, не было сюрпризом. Он о нем заранее знал и за несколько дней до свадьбы отправился в Вену в квартиру родителей на Гарнизонсгассе, 10, откуда рассылал шутливые приглашения на это сомнительное мероприятие: «Дорогой друг, я хотел бы попросить вас присутствовать завтра, в среду 28 января, на церемонии гомосексуалистов. Мы все встречаемся в 10:30 в кафе “Landtmann”. Важное событие состоится в 11:00, все должно закончиться к 11:45. С нетерпением буду ждать встречи с вами! Искренне ваш, Стефан Цвейг».
К 10:30 приглашенные гости собирались на Рингштрассе прямо напротив ратуши в кафе «Landtmann» и преспокойно курили за столиками в ожидании «торжественного часа». Любопытный факт, что до начала ХХ века клиентами этого кафе были только мужчины, а обслуживающий персонал и по настоящее время состоит исключительно из утонченных красавцев.
