увидела его издалека, идущего ей навстречу, в черных джинсах и голубой рубашке, с сумкой на плече. Это был первый раз, когда она увидела инспектора в гражданской одежде, поэтому не сразу узнала его. Лаура поняла, что это он, только когда тот поднял руку, чтобы поприветствовать ее. Он показался ей совсем другим без униформы, менее жестким и строгим. Просто красивый парень с немного угрюмым обаянием.

– Я зашел в участок переодеться. В любом случае, всё в порядке, – сказал ей Рикардо, когда они вместе вышли за пределы вокзала. – Артан исчез; я думаю, он понял, что ему лучше даже не пытаться искать Соню. Что касается швейцара пансиона, он будет держать рот на замке. Он беспокоился о том, как отреагирует владелец на разгром в одной из его комнат, но нам не составило труда убедить его не выдвигать обвинения. Он заинтересован в том, чтобы власти не слишком плотно интересовались его делами… А как там Соня?

– Ее поезд только что ушел. Я действительно не знаю, как поблагодарить тебя за то, что ты сделал. – После того как Рикардо вырубил наркоторговца, он как-то сразу перешел на «ты», и Лаура охотно подстроилась. – Все закончилось хорошо. Жаль только, что Артану и тем свиньям, которые издевались над Соней, все сошло с рук…

– Я бы не был так уверен в этом, – возразил инспектор с хитрой улыбкой. – Я спустил в унитаз весь недельный запас Артана и сжег на его глазах все деньги, которые нашел у него в комнате. Его поставщики будут охотиться за ним. Возможно, этому уроду удастся избежать наказания, но ему точно придется нелегко. Что касается банды ублюдков, которой он продавал Соню, я вытащил из него имена, чтобы передать их коллеге по Мобильному отделу, занимающемуся сексуальными преступлениями. Их будут держать под наблюдением, и если они снова попытаются «пообщаться» с несовершеннолетней – а, зная таких людей, я уверен, что попытаются, – то точно огребут по первое число.

Лаура смотрела на него со смесью восхищения и благодарности. Возможно, это не делало ей чести, но мысль о том, что Артана выслеживают разъяренные наркоторговцы, доставляла ей искреннюю радость.

– После всего, что случилось с тобой сегодня, может быть, тебе просто захочется вернуться домой, – сказал инспектор, застигнув ее врасплох, когда она уже собралась попрощаться с ним, – но сейчас девять, и я умираю от голода. Хочешь перекусить?

Хотела ли она есть? Ее приняли за проститутку, ее схватили, чуть не изнасиловали – и еще немного, того и гляди, убили бы. Она должна быть подавлена, однако это, на удивление, не так. Ну, не совсем. Лаура никогда в жизни не испытывала такого страха, как в тот день, но в то же время чувствовала себя ужасно живой. А эмоции, которые она испытала, когда Соня со слезами обняла ее перед посадкой в поезд, были одними из самых сильных и приятных, которые Лаура когда-либо испытывала; они были достойной платой за опасность, которой она подвергалась. Правда, Лаура была измотана и физически, и морально, но в то же время пребывала в состоянии эйфории – и у нее не было желания ни заканчивать этот день, ни расставаться с Рикардо Меццанотте. В конечном счете да, возможно, было бы мудрее поступить иначе, но ей так захотелось. В любом случае, это не самый опрометчивый поступок, который она совершает сегодня.

– С радостью, но угощаю я, – быстро предложила Лаура.

– Договорились, но тогда место выбираю я. Пойдем, у меня машина рядом.

– Куда ты меня повезешь?

– Сюрприз… Давай, пойдем за мной.

– Так точно, инспектор. Я просто надеюсь, что у тебя на примете нет ничего слишком изысканного, – весело сказала Лаура, указывая на невероятную розовую футболку с красным блестящим сердечком, которую Соня одолжила ей взамен испорченной блузки.

– Нет, изысканным я бы его не назвал, – засмеялся Рикардо, не добавив ничего больше.

* * *

По дороге Меццанотте позвонил Фариду – предупредить, что приедет еще кое с кем и чтобы тот приготовил для него «его особое место». Он заметил, что Лаура пристально наблюдает за ним. Ему было интересно, понравится ли ей там. В некотором смысле это можно рассматривать как своего рода тест. Аличе, мягко говоря, не была большой поклонницей заведения Фарида – и все закончилось печально…

Слушая рассказ Лауры о том, что произошло в пансионе «Клара», Рикардо не знал, что потрясло его больше – ее безрассудство или мужество. Он уже начал думать, что сильно ошибался, считая ее избалованным богатым ребенком. Вернее, может быть, им она тоже была, но в ней скрывалось куда большее. Первое, что поразило его в ней, была ее манящая красота, усиленная тем фактом, что Лаура, казалось, не осознавала ее в полной мере, не выпячивала ее и не пользовалась ею. Но за этим стройным, гибким телом, за нежным совершенством ее лица, за сиянием ее зеленых глаз скрывалось нечто большее. Эта девушка оказалась такой твердой и в то же время безрассудной, как мало кто другой.

Рикардо предложил ей поужинать вместе, не задумываясь, потворствуя внезапному порыву. «Какого черта ты делаешь? – сказал он себе сразу после этого. – Вы с Аличе только что расстались». Если б, рассудил он, Лаура отказалась, это было бы понятно – но если она согласится, можно будет просто поговорить. Когда она неожиданно сказала «да», Меццанотте сразу вспомнил о пиццерии Фарида в нескольких кварталах от его дома. Он обнаружил ее вскоре после того, как поселился на Виа Падова, очень быстро став завсегдатаем этого места. На первый взгляд это был крошечный неприметный бар, но он был оборудован дровяной печью, и египтянин, прошедший стажировку в переулках Квартьери Спаньоли[26], готовил лучшие неаполитанские пиццы из всех, что делались в Милане. В помещении, где в основном пекли пиццу навынос, было место только для пары столиков и нескольких табуретов перед узкой лавкой, проходившей вдоль стены. Меццанотте тоже обычно брал пиццу домой, но если вечер был хороший, он иногда пользовался «специальным местом», предоставляемым Фаридом нескольким особым клиентам, в ряды которых он попал после того, как помог ему решить проблему с видом на жительство; тогда Меццанотте еще работал в полицейском управлении.

Лишь заметив их приближение, египтянин отложил длинную деревянную лопату и пошел им навстречу. Он тепло обнял Меццанотте, пожал руку представившейся Лауре, а затем пробрался в заднюю часть зала. Когда они проходили через комнату без окон, используемую в качестве кладовой, Лаура бросила на Рикардо вопросительный взгляд, но в нем было не раздражение, а любопытство. Скрипучая дверь открывалась