Перестрелки на Уссури продолжались; в августе случился бой у озера Жаланашколь на казахстанском участке советско-китайской границы, тоже с жертвами, хотя и не тех масштабов, что на Даманском. 10 сентября пограничникам запретили открывать огонь; Даманский заняли китайцы. Днём позже советский премьер Алексей Косыгин, возвращаясь с похорон Хо Ши Мина, приземлился в Пекине и встретился со своим китайским коллегой Чжоу Эньлаем. Было решено прекратить боевые действия, оставив войска на занятых позициях, и начать переговоры о демаркации. Де-факто это означало передачу Даманского Китаю. У нас об этом молчали, пока в 1991 году, перестав стесняться, не отдали Даманский Китаю уже официально. Теперь он зовётся Чжэньбаодао, что значит «драгоценный остров».

Об итогах пограничной войны 1969 года можно спорить: мы выиграли бой, но отдали остров. Или же Кремль путём уступки спорного и, прямо скажем, никчёмного островка избежал войны, заодно показав Китаю наши военные возможности? Ещё вопрос: сами китайцы точно знали, чего хотели?

Заставе Нижне-Михайловка присвоено имя Ивана Стрельникова, Кулебякиным Сопкам – Демократа Леонова. В начале марта здесь морозно, ясно. Внизу – Уссури в ледяном бронежилете, на горизонте – бурые сопки. Пустынный низменный противоположный берег – китайский. За излучиной реки – Даманский…

Для Бубенина 1969 год стал судьбоносным. Его заметил и запомнил председатель КГБ Андропов. В 1974 году именно майору Бубенину, служившему в Заполярье, Андропов поручил создание антитеррористического спецназа КГБ – группы «А», знаменитой «Альфы». Бубенин стал её первым командиром, прошёл Афган. Командовал Дальневосточным пограничным округом, создавал в Хабаровске пограничный институт, в отставку вышел генералом. Блестящую карьеру предопределили самоубийственно отчаянные рейды в тыл противника по льду Уссури. Внешне Бубенин не похож ни на Рэмбо, ни на генерала: невысокий, худощавый, в очках, интеллигентный…

Ещё одна судьба: первые репортажи с Даманского делал спецкор «Литературки» Александр Проханов, прибывший на границу между двумя мартовскими боями. Именно с этой горячей точки начался киплинговский путь «соловья Генштаба». Он вспоминал, как пережил на льду Уссури перерождение: «Я был… фрондёром… И моё бегство в леса, и мои связи, мои дружбы с московскими эзотерическими кружками, с безумными символистами, диссидентами… Они… сделали меня противником системы… И вот там, на Даманском… я понял, что речь идёт о большой войне… И это меня сотрясло. Я почувствовал себя включённым в историческую тенденцию, очень сложную, страшную для моей страны… Мне пришлось выбирать между моей страной и чем-то другим, что ей грозит. Я выбрал страну… Там был один молодой особист, пограничник… Нам хотелось… приблизиться к этим лёжкам кровавым, которые оставляли эти раненые пограничники. И мы с ним… вышли на этот лёд и поползли, не получив директив даже. И в момент, когда мы двигались рядом по этой реке, а лёд был достаточно толстым, но под ним гудела вода, рокотал этот гигантский восточный поток и нас сотрясал, я вдруг почувствовал какую-то поразительную солидарность с этим человеком, связанным с системой, госбезопасностью, армией, войной… Тот человек, который совсем ещё недавно казался мне нон-грата, профессия, которой пугали моих друзей… этот человек вдруг стал мне родным… И потом… на протяжении всей своей жизни мне приходилось выбирать между страной, родиной… и явлениями, связанными с истреблением, умалением, ослаблением государства. И я всегда выбирал государство». Интересно, что Проханов, как и во многом созвучный ему Юлиан Семёнов, никогда не вступал в КПСС, хотя не было журналистов с бо́льшим «допуском», в том числе заграничным.

Песню Яна Френкеля и Игоря Шаферана «Двадцатая весна» («Тишина на границе») исполнил в приграничном Имане, переименованном после Даманского в Дальнереченск, Иосиф Кобзон. 19 марта 1969 года «Литературная газета» опубликовала стихи Евтушенко «На красном снегу уссурийском», описывающие ужасное будущее в случае завоевания СССР Китаем:

…И родина наша им снится, где Пушкин с Шевченко —

                                                                        изъяты,

Где в поле растёт не пшеница, а только цитаты, цитаты,

Где челюсти зверски хрустят, как морскою капустой, —

                                                                   искусством,

Где луковки суздалей – в суп осьминожий для вкуса,

Где нету сибирской тайги, ибо всю её махом

Спилили на рамы портретов отца человечества —

                                                                        Мао,

Где Буртова Нюшка[43] хрипит и под тяжестью корчится,

Таща на хребтине гранит для скульптуры Великого

                                                                     Кормчего,

Где в седенького профессора – камнями, гнилыми

                                                                  креветками,

Где месит Майя Плисецкая цементную жижу

                                                             балетками,

Где наших республик столицы под императорской

                                                                     туфлею,

Где, словно к хвосту кобылицы, к хвосту самолётному —

                                                                       Туполева,

Где жгут на кострах ошалело их низколобые тёмники

Чонгури Важи Пшавелы, гармошку Василия Тёркина,

Где Зыкину прямо со сцены – в промозглую сырость

                                                                        барака,

Где рвут хунвейбины все струны с гитары Булата,

Где пляшут разгульно коней мохноногих подковы

По книгам Расула, Кулиева и Смелякова,

Где нищий, босой Шостакович бредёт по морозу

И где заставляют Андрея[44] не «Озу» писать,

                                                             а «Маозу»…

Евтушенко призывал к борьбе «за Русь и за веру», «за китайчат несмышлёных» – против «новых батыев»:

Но если накатят – ударит набат колоколен,

И витязей хватит для новых полей куликовых!

Написал о Даманском и Высоцкий:

…Что обидно! – этот самый миномёт

Подарили мы китайскому народу.

Александр Городницкий сочинил «Марш хунвейбинов»:

Если мы не дойдём до далёкой Москвы,

Значит, мы недостаточно любим Китай.

Приморские пионеры пели своё:

Малютка Даманский, закованный в лёд,

Полвека дозорную службу несёт,

Но мартовской ночью не ждал он врагов,

Не ждал он предателей с тех берегов.

Всю ночь перед боем на льду Уссури

Захватчики пили ханшин до зари,

Чтоб совесть в угаре хмельном утопить,

На чёрное дело себя вдохновить…

В 1972 году было решено убрать с карты Приморья едва ли не все нерусские названия, не только китайские, но и удэгейские, нанайские… Их заменили русскими, часто дежурно-безвкусными, тогда как многие старые топонимы удивительно красивы. Некоторые в ходу до сих пор, как бухта Шамора (Лазурная) или река Суйфун (Раздольная) – их не запретишь никаким указом. Хорошо, что не стали трогать Сихотэ-Алинь – кощунственно убивать такие слова, – что не переименовали Уссури в Куренцовку или Венюковку (при всём уважении), в Пограничную или Дальнюю.

Подбитый Т-62 Леонова остался на