— Да, с ней, — подтвердил я.

— И какое мнение у вас о ней сложилось?

Вполне возможно, что Максакова надеется тоже какую-то информацию о гражданах от меня почерпнуть. Ну, я, в общем-то, совсем не против, вот только вряд ли я смогу рассказать ей что-то новое.

— Сильная личность, — откровенно ответил я. — Привыкла настаивать на своём и получать что хочет. В переговорах была бы очень трудным оппонентом.

— Примерно так о ней и отзываются, — кивнула Анна. — И что вы хотите о ней узнать?

— Насколько она выражает позицию Общества?

— Знаете, Кеннер, я бы, пожалуй, выразилась так: её позиция и есть позиция Общества. Она одна из тех немногих людей, которые как раз и определяют позицию Общества.

— Даже так! — я задумался. — Не сказал бы, что меня это радует, но, по крайней мере, это несколько проясняет намерения киевлян. А кстати, как Общество относится к Осколкам?

— Никак, — она посмотрела на меня с удивлением. — Как к ним можно относиться? Они Осколки.

— А, ну да, конечно, — согласился я. Не сказал бы, что мне всё стало ясно, но это ещё одна кроха информации, которой Высшие так не любят делиться. — Анна, вы не могли бы немного рассказать мне о структуре киевского общества? Лично мне оно представляется просто дурной пародией, но определённо ею не является. При этом небольшой комментарий Лановой на этот счёт выглядел на удивление логичным.

— А что она вам сказала? — с любопытством спросила Максакова.

— Я спросил её насчёт узаконенной коррупции, и она ответила, что они таким образом поставили инстинкты чиновников на службу обществу… я имею в виду общество в широком смысле, а не Общество граждан. Что чиновники стараются работать хорошо, чтобы иметь возможность больше украсть, а граждане просто присматривают за ними, чтобы они воровали по чину. По моему мнению, такая система выглядит совершенно идиотской, но как-то же она работает столько лет, и вроде даже неплохо работает. Я этого не понимаю.

— Ну а что она ещё могла сказать? — искренне засмеялась Анна. — Не могла же она вам признаться, что она полная дура? Что всё их хвалёное Общество — просто сборище тупых дурищ?

— Гм, — я был в полном замешательстве, — я бы, пожалуй, не стал описывать её так уж резко.

— А я их всех именно так и описываю, — саркастически усмехнулась Максакова.

А наши Высшие с киевскими гражданками и впрямь не очень высокого мнения друг о друге, и это ещё мягко сказано. От Лановой я, правда, ничего в подобном духе не слышал, но что-то мне подсказывает, что и она о наших отзывается не лучше.

— И всё же, Анна — чем вызвано такое резкое определение?

— Всё просто, Кеннер, если вспомнить, как у них всё начиналось. После убийства Владимира Окаянного у них в Киеве возникла полная неразбериха. Ну вы сами понимаете, как это бывает, когда власть рушится — гражданские беспорядки, мародёры, вылезли какие-то банды, княжеская дружина тоже начала быстро превращаться в самую сильную банду, состоятельные горожане побежали из города. Вот тогда и вышли на свет киевские Высшие — казнили кучу народа, но порядок навели. И неожиданно обнаружили себя в роли правителей — других подходящих кандидатов просто не оказалось под рукой. С тех пор так и правят.

— Лановая сказала, что они не правят, а просто следят, чтобы механизм управления княжеством нормально работал.

— А вы ей поверили? — с иронией спросила Анна.

Я вспомнил, как Славяна легко решала, кого Киев будет поддерживать в империи, причём консультироваться со своим князем по вопросам внешней политики она явно не собиралась.

— Не то чтобы совсем не поверил, но у меня были серьёзные сомнения, — признался я.

— Они не правят, они просто приказывают тем, кто правит, — объяснила Максакова.

— В точности такая мысль у меня и возникла, — кивнул я.

— Так вот, в то время произошло ещё одно событие, — продолжала Анна, — кто-то из их светлых голов решил, что можно, как вы изящно выразились, поставить инстинкты чиновников на службу обществу, и разрешить им воровать. Хотя я слышала от достойных доверия людей, который сами были свидетелями событий…

Свидетели событий? Которые произошли чуть ли не две тысячи лет назад? Интересно было бы узнать, что это за свидетели, но я чувствовал, что спрашивать напрямую будет ошибкой.

— … что дело там обстояло немного иначе, — продолжала Анна. — Чиновники в этом всеобщем бардаке воровали как не в себя, а у Общества просто не было ни малейшей возможности как-то этому воспрепятствовать. Тех, кто должен был за этим следить, они частью казнили, а частью те сами разбежались. Так что они решили просто закрывать на воровство глаза, и казнить только тех, кто слишком обнаглеет. Скажите, Кеннер, вы поняли, какие были последствия у этого решения?

— Они сами надели на себя ярмо? — немного подумав, предположил я.

— Совершенно верно! — воскликнула она. — Теперь понятно, почему князь доверяет вам такие серьёзные поручения, несмотря на вашу молодость. Да, это решение оказалось роковым. Если бы они просто правили, у них ещё оставалась бы возможность постепенно вернуть власть неодарённым. Но прошло не так уж много времени, и народ настолько привык к воровству, что вернуть всё назад стало уже невозможным. Знаете же, как это бывает — дурные привычки образуются моментально, это ради хороших приходится себя долго мучить. И сейчас граждане вынуждены заниматься правлением, потому что если они отойдут в сторону и перестанут сдерживать своё ворьё, то государство просто рухнет. Ну и как их можно назвать, если не дурами? Конечно, они красиво рассказывают, как замечательно всё у себя в Киеве устроили, но все мы понимаем, что они просто рабочие клячи, которые сами себя запрягли.

Эпилог

— Здравствуй, Кеннер, — ласково сказал князь. — Вернулся, значит.

— Здравствуй, княже. Вернулся.

— Ну и как поездка?

— Неоднозначно, княже. Сложно вот так, в двух словах, ответить.

— Это ты про своё киевское приключение? — он с любопытством посмотрел на меня.

— И про него тоже, — с неудовольствием согласился я. Эту тему я предпочёл бы вообще