веру в индиго Квош связал с желанием поверить в Бена. Осторожно, затаив дыхание, я взяла оберег с его ладони. Кожа, из которой был сделан мешочек, оказалась мягкой и гладкой, а края – жесткими. Я накрыла его второй рукой. – Спасибо тебе.

Квош кивнул.

– Это был не Бен, – проговорил он. – Кромвель велел Бену насыпать много извести. Бен сказал «нет». Тогда Кромвель принес кнут с конюшни. Бен все равно сказал «нет». Кромвель закричал: «Ты, тупой негр! Делай, что приказано!» И еще, что он никогда не даст Бену свободу, если Бен не подчинится.

У меня опять сжалось сердце, и защипало глаза от подступающих слез. Примерно так я себе это и представляла. Они спорили, и в конце концов Кромвель заставил Бена погубить индиго ради будущей свободы.

– Но Бен опять сказал «нет», – добавил Квош так, словно сам не мог поверить, как такое возможно.

– Что? – растерялась я.

– Бен сказал «нет».

Я накрыла рот ладонью, ошеломленно уставившись на Квоша. Прошло уже много времени с тех пор, но до этой секунды я не сомневалась, что между помощью мне и свободой Бен выбрал именно свободу.

Мне вдруг сделалось дурно, к горлу подкатил ком.

Квош покачал головой, захваченный собственным повествованием:

– Кромвель схватил мешок с известью, Бен хотел отобрать. Мы все испугались, что Бен подерется с белым хозяином. Мы все их видели, все были там, потому что размешивали раствор по очереди. Мы думали, Бена убьют за драку с белым хозяином. Бен большой, сильный, он уложил Кромвеля на землю. Мы боялись – что будет с Беном, если он прикончит белого хозяина? Поэтому оттащили его. Кромвель сказал: «Ладно, порядок…» И Бен дал ему подняться на ноги. Тогда вдруг Кромвель схватил мешок и высыпал в чан. Все было очень быстро.

Рука, которой я прикрывала рот, сделалась мокрой – оказалось, из глаз у меня текут слезы. Вторую руку со стиснутым в кулаке оберегом Бена я прижимала к груди.

Мы стояли так втроем на поле индигоферы несколько долгих минут. Слышно было пение птиц, жужжание насекомых, голоса звучали где-то очень далеко, и раздавались удары железа по камню. С океана цвета индиго примчался ветер, запорхал вокруг нас, потянул меня за юбки куда-то, заметался между листьями. Он ворошил мои волосы, щекотал шею, холодил мокрые щеки.

Наконец я трясущейся рукой привязала оберег Бена к поясу, там же, где обычно висел нож, и вытерла холодные щеки тыльной стороной ладони.

– Мы потеряли слишком много времени, – бросила я Квошу и Того. – Давайте работать. – Подняв с земли нож, я продолжила срезать листья. – Выбирайте только самые хорошие кусты, остальные пусть дозревают и дают семена. Чтобы доказать, что мы можем сделать индиго, много сырья не понадобится.

Погода стояла теплая, и листьям потребовалось всего несколько дней, чтобы перебродить. Я стащила из обеденного зала хрустальный бокал, не обратив внимания на протесты маменьки, и зачерпывала им воду и листья из чана с индигоферой каждый час ежедневно, с утра до поздней ночи, а потом рассматривала ее на свет, поднимая к небу или к фонарю. Я и сама не знала, какие изменения хотела увидеть в бокале, помнила лишь слова Бена о том, что листья должны отдать свой «дар». И в тот миг, когда в воде появилось колеблющееся перышко синевы, похожее на тончайшую струйку дыма, у меня перехватило дыхание. Решив, что мне это померещилось из-за преломления света в гранях хрусталя, я поспешно вылила воду с листьями обратно в чан, зачерпнула еще раз и снова поднесла бокал к глазам. В следующую секунду я уже так вопила, призывая Квоша, что на мой крик сбежались все, кто был поблизости. Вскоре люди собрались вокруг чана, а я стояла на приставленной к нему лестнице и держала в поднятой руке хрустальный бокал, как священный символ на какой-нибудь религиозной церемонии.

Квош пробился тогда ко мне сквозь немалую толпу, широко улыбаясь. Через пару часов он велел снять крышку с пустого квадратного чана, установленного вплотную к бродильному, но пониже, и я завороженно смотрела, как темно-бирюзовая вода стекает в него через отверстия.

Сони, Того, Помпей и Квош первыми взялись за перемешивание. Вооружившись инструментами, похожими на большие весла с дырами в лопастях, они стали ритмично взбалтывать стоячую воду. Это был тяжелый труд, и вскоре черные тела взмокли от пота, которым быстро пропиталась и вся одежда.

Мэри-Энн развела огонь в большом кухонном очаге под открытым небом. Нас ждали несколько долгих изнурительных дней.

Перемешивание нельзя было останавливать, поэтому сменялись работники не группой, а по одному – подходил человек, остальные расступались, новичок включался в процесс, и кто-то, сделав шаг назад, уходил на долгий перерыв восстанавливать силы, прежде чем вернуться обратно. Я думала, эту работу будут выполнять только мужчины, но с удивлением увидела, как Сара – высокая, горделивая – подошла к чану и заняла чье-то место. Через минуту она уже двигалась в общем ритме.

Вода в чане ходила ходуном, течение закручивалось, на поверхности сказочным цветком вскипала пена. Жидкость густела и темнела – так медленно, что возникала иллюзия, будто ничего не меняется, она всегда была именно такой. Тени становились длиннее, солнце обдавало нас золотом заката, но работа продолжалась.

Не закончилась она и ночью. Сколько же я пропустила, когда уехала в прошлый раз на бал! Теперь я почти физически ощущала присутствие Бена среди нас.

Эсси принесла мне шаль и горячий суп.

Выглянула луна. Когда она достигла зенита, я сбросила шаль и, опередив Помпея, который собирался после отдыха вернуться на свое место, встала к чану. Сжав гладкую деревянную рукоятку «весла», я принялась взбалтывать воду, повторяя движения Квоша, – толкала «весло» вперед, тянула на себя, выворачивая кисти, преодолевала сопротивление плотной жидкости, проходившей сквозь отверстия в лопасти, чтобы раствор насытился ночным воздухом до самого дна чана. Я запыхалась и выбилась из сил уже через несколько минут – до того было тяжело, – но, стиснув зубы, продолжала работать.

Того завел тихую, протяжную песню, и к нему присоединились еще несколько голосов. Помпей стоял за мной; когда я пошатнулась и не смогла сдержать стон от боли в мышцах спины и рук, он перехватил у меня «весло» и заступил на мое место, так что вода с нашей стороны чана не замерла ни на секунду.

Небо начало светлеть, а вода в чане казалась черной, как ночь. Квош, вскинув руку, остановил перемешивание, но жидкость еще какое-то время продолжала вращение, вихрясь водоворотами. Сони принес