– Не хочешь о чем-то говорить – не надо. Но по-моему, всегда лучше делиться переживаниями, чем подавлять их. И ты знаешь, как я уважаю твое воображение. – Он не стал доставать блокнот. – Я твой врач, но также и твой друг. Когда будешь готова, я тебя выслушаю. Без принуждения.

Я чуть было не рассказала ему все взахлеб, как Джонатан, когда объяснял мне про мир Супермена. Только я не могла говорить о таком вслух. Казалось, произнеся слово “Портмантл”, я умалю его значимость, а я не готова была расстаться с прибежищем.

Виктор вернулся к кроссворду.

– Разумеется, я хотел бы отменить тофранил, – сказал он, не глядя на меня. – Может, вообще не стоило его тебе назначать. Но ты не особенно следила за дозами.

– Виктор, никто тебя не винит.

– Зато я виню себя за всех.

– Ты поступал так, как считал нужным.

– Может, тут я тебя и подвел – из-за того, что не слушал. Я допустил кучу ошибок в твоем лечении. Когда вернемся, я перечитаю все записи с наших сеансов. Попробую разобраться, что можно было сделать лучше. Ну а сейчас остается только радоваться, что ты цела. – Он открутил колпачок ручки и вздохнул: – Четырнадцать по вертикали. Атавистический. Одиннадцать букв. Это что у нас? Первобытный?

– А вдруг Джим все еще там? В Лассе. В домике.

– Эта мысль приходила мне в голову. – Виктор бросил на меня взгляд. – Но мне кажется, ты еще не до конца во всем разобралась. Отдыхай. Пусть тиамин делает свое дело.

– Мне нужно вернуться к причалу. Я кое-что там оставила. Это важно.

Он пропустил мои слова мимо ушей.

– “Первобытный” подходит. Семь по вертикали: работа по дереву. Шесть букв.

– Виктор, мне нужно вернуться.

– Да, я слышал, – сказал он, заполняя клеточки кроссворда. – Резьба. Тогда по горизонтали неправильно.

– Виктор.

Он закинул ногу на ногу и воззрился на меня поверх очков.

– Честно говоря, я сомневаюсь, что это пойдет тебе на пользу. Лучше думай о будущем. Сегодня отдыхай, а завтра утром, если все будет хорошо, поедем домой.

– Для меня это важно. Я должна ее найти.

– Элли, ты меня не слушаешь.

– Ну пожалуйста! Если ты поедешь со мной, то поймешь почему.

– Перестань дергаться и расслабься. Мы никуда не едем.

– Но я снова начала писать. Я писала.

– Насколько я помню, твоя проблема была не в этом, а в том, чтобы остановиться.

– Я закончила свою работу. Свое панно.

Эти слова что-то в нем расшатали.

– Когда?

– Вчера.

– Вчера ты валялась под причалом.

– Значит, до этого. Я тебя прошу. Ты должен меня туда отвезти.

Он потянул себя за бакенбарды с проблесками седины.

– Ну не знаю.

– Я оставила его где-то на пляже. Это моя лучшая работа. Не могу же я ее бросить!

– О чем оно, это панно?

– Оно абстрактное. Тебе просто надо его увидеть. Словами не описать.

– На нем случайно нет кораблей?

– Ни одного. Это чистая абстракция.

– Как же ты дотащила его до пляжа? Будь оно даже вполовину меньше работы, которую я видел у тебя в мастерской…

– Я срезала его с подрамника и скатала в рулон.

– Зачем?

– Чтобы удобнее было нести. – Я смотрела на него умоляющим взглядом. – Ну какая разница? Виктор, если ты не отвезешь меня, я найду другой способ туда добраться. На автобусе. Пешком. Разве не лучше нам поехать вместе?

Он поерзал на месте и свернул газету.

– Палатный врач хочет, чтобы ты оставалась здесь до утра. Я не могу тебя выписать без его разрешения.

Почувствовав, что он колеблется, я продолжила:

– Так отвези меня, когда будет можно.

Он хмыкнул.

– Я должен быть в Лондоне к обеду. У меня на завтра назначены другие пациенты.

– Виктор, пожалуйста. Это очень важно.

– Я не планировал задерживаться здесь дольше чем на день.

– Тогда отвези меня по пути домой.

– Ты прямо как Джонатан, – сказал он. – Не люблю, когда меня изводят. Не так я привык вести дела.

Но было ясно, что он уже все решил.

* * *

Дорога нырнула вниз, и вот уже мы ехали вдоль озера почти на уровне берега. Лодки и ярко-красные буйки покачивались на воде, образуя сложные фигуры. Швертботы, шлюпки, крейсерские яхты, укрытые брезентом. Я не хотела спрашивать, видит ли их Виктор. Лучше подождать, пока они расплывутся за толщей деревьев. Еще один поворот – и мы увидели указатель, приглашавший нас в Ласс.

– Подсказывай, куда ехать, – попросил Виктор.

Мы двинулись дальше – мимо приземистых домиков с шиферными крышами, мимо каменных бордюров, похожих на гимнастические бревна, мимо заборов из колючей проволоки. Мимо пастбищ, мимо елей, дубов и каштанов – чудищ, увитых плющом. В тусклом свете под облаками высились холмы в бурых заплатках и с туманными вершинами.

– Странно, – сказала я. – Ничего не изменилось.

– А что в этом странного?

– Я думала, тут все будет по-другому.

– Не понимаю, о чем ты.

– Я знаю. Ничего страшного.

Слева показались оштукатуренные амбары гостиницы “Кохун-Армс”. Я сказала: “Здесь направо”, и, притормозив, Виктор свернул на улицу, по которой Джефф Керр вез меня после похорон. Вдоль дороги – старомодные бежевые домики, дымящие трубами и купающиеся в зелени. Впереди причал. Галечный пляж и тихая водная гладь. Темнеющий купол неба над заснеженными холмами на том берегу. Он был знакомым, но каким-то бессмысленным, этот пейзаж. Задник для пьесы, которой я не видела.

– Приехали, – сказала я.

Виктор плавно затормозил. Мы остановились прямо у причала, но я по-прежнему не чувствовала связи с тем, что меня окружало. Я попыталась вспомнить тот вечер, когда уехала в Портмантл, – тот вечер, когда Джим проводил меня до автобуса в Баллох. Как мне представлялось, из Баллоха я направилась в Глазго, затем пересела на поезд до Дувра, на пароме пересекла канал, из Кале доехала до Парижа, а оттуда – через Милан, Белград и Софию – до Стамбула. Я помнила путешествие в мельчайших подробностях – от гула Лионского вокзала до фарфоровых чашек в поезде и коротких бесед с попутчиками. Зимняя мгла Ласса была куда менее осязаемой.

Я вышла из машины, Виктор тяжело зашагал следом. У причала стояла деревянная будка, в озеро выдавался дощатый помост. У берега вода была прозрачной, и виднелось галечное дно, а дальше поверхность озера топорщилась и закручивалась в водовороты, словно что-то помешивало ее из глубин. Я сошла по ступеням на пляж. Под сваями причала было пустое пространство, и, опустившись на колени, я принялась шарить по песку с камнями и гусиным пометом здоровой рукой. Перевязь врезалась в шею.

– Что я должен искать? – раздался сзади голос Виктора.

– Рулон четырех футов в длину. Завернутый в черный целлофан.

– Такое трудно не заметить.

Прочесав сырую землю в тени причала, я констатировала:

– Здесь его нет.

Пряча руки в карманах пальто, Виктор окидывал взглядом берег по обе стороны причала.

– Да этот пляж тянется на мили.

– Холст должен быть где-то неподалеку.

– Давай поищем там. – Он указал на юг.

– Но домик совсем в другой стороне. Скорее, надо искать на севере.

– Тебе виднее.

– Нет, ты прав. Его могло отнести туда течением.

Я двинулась на юг, обшаривая берег взглядом, но вскоре полоска пляжа истончилась, и я уперлась в кусты. На воде холста тоже не было видно.

– Пойдем обратно. – Я развернулась, и Виктор тихо зашагал следом. Держась чуть