Шрифт:
Закладка:
Поэт помышлял о том, чтобы «довести до сведения правительства и общества» позорную историю, вину за которую несли Геккерны1063. В письме к Бенкендорфу от 16–21 ноября поэт прямо указал на Геккерна как автора пасквиля. Однако при этом он сделал важную оговорку: «я не могу и не хочу представлять кому бы то ни было доказательства того, что утверждаю». Оговорка казалась необъяснимой, коль скоро речь шла об обвинении иностранного посла в ранге министра. Пушкин не мог доказать свою правоту без предъявления обществу любовных писем Дантеса к Натали, а это было абсолютно неприемлемо для него.
15 ноября царская семья давала бал в Аничковом дворце. На вечере императрица Александра внимательно следила за поведением первых красавиц двора, после чего записала в дневник: «Пушкина казалась прекрасной волшебницей… Но не было той сладостной поэзии как на Елагином (5 сентября. – Р.С.)»1064. Беда уже постучала в двери Пушкиных, и скрыть это было невозможно.
Несостоявшийся поединок
Летом и осенью 1836 г. поэт был занят работой и избегал празднеств во дворце. Именно в это время он уведомил царицу, что «носит траур (по матери. – Р.С.) и отпускает всюду жену одну»1065. Царица не забыла об этом и пригласила в Аничков Наталью Николаевну без мужа.
Атмосфера в семье была наэлектризована, и Александр Сергеевич не хотел отпустить жену. Жуковский был обеспокоен тем, что отсутствие Натали может привести к возобновлению сплетен насчёт её поведения. Поэтому он написал сначала письмо Пушкину, а затем отдельно его жене с рекомендацией принять приглашение на бал, которым двор открывал зимний сезон1066.
Поэт был вне себя. Тем не менее он принял совет друга.
Жуковский исполнял функции неофициального посредника с редкой добросовестностью. Пушкина он бранил за то, что он нарушает тайну, а Геккернов убеждал обнародовать всю правду. Посредник писал 12 ноября: «…я сказал (Геккерну. – Р.С.), что почитаю его… в праве и даже обязанным предупредить несчастие (поединок. – Р.С.) открытием дела, как оно есть… это открытие будет в то же время и репарациею того, что было сделано против твоей чести перед светом»1067. Жуковский никак не мог понять, что имеет дело с мистификацией, и продолжал верить в добрую волю Геккернов.
Пушкин, подчинившись настояниям Жуковского, сочинил письмо с отказом от дуэли. 16 ноября Жуковский должен был передать письмо Геккерну. Но вечером 15 ноября посредник узнал о том, что поэт готовит «страшную месть» Геккерну, и во второй раз сложил с себя полномочия. Утром 16 ноября он написал Пушкину гневное письмо: «…каким именем и добрые люди, и Геккерн, и сам ты наградите меня, если, зная предварительно о том, что ты намерен сделать (отомстить Геккерну. – Р.С.), приму от тебя письмо, назначенное Геккерну, и, сообщая его по принадлежности, засвидетельствую, что всё между вами (предварительно) кончено, что тайна сохранится» и пр. «…Делай что хочешь, – продолжал он. – Но булавочку свою беру из игры вашей, которая теперь с твоей стороны жестоко мне не нравится»1068.
Письмо от 16 ноября Жуковский завершил притчей о пастухе-стрелке, волке и свинье. Сказка интересна тем, что в аллегорической форме она сообщает чрезвычайно интересные сведения о ходе мирных переговоров и распределении ролей. Волк (Дантес) намеревался съесть любимую овечку пастуха (Натали), но облизывался и на других овечек (Катерина). Узнав о решении пастуха – «забубенного стрелка» (Пушкин имел славу дуэлянта и искусного стрелка) – застрелить его, волк «начал делать разные предложения пастуху, на которые пастух и согласился». Приведённые слова доказывают, что, с точки зрения посредника, переговоры определённо кончились тем, что пастух согласился на предложение волка. Но согласие было лишь уловкой пастуха (Пушкина). Пастух попросил кума Василия (Жуковского): «Стань на минуту свиньёй и хрюканьем своим вымани серого волка из лесу в чистое поле». Отметим, что теперь пастух уже не думал о том, чтобы застрелить волка (на поединке. – Р.С.). Речь шла о том, чтобы публично осрамить волка. «Я соберу соседей (говорил пастух. – Р.С.), и мы накинем на волка аркан. – Послушай, братец, сказал кум Василий; ловить волка ты волен, да на что же мне быть свиньёю»1069. Замечательно, что своё посредничество Жуковский сравнил с хрюканьем свиньи. Это сравнение обнаруживало всю степень его разочарования.
Невзирая на хлопоты Жуковского, сторонам не удалось составить согласованный проект отказа от дуэли. Поэт занялся розыском о пасквиле. Переговоры застопорились.
Жуковский вышел из игры, так как заподозрил, будто Пушкин использует его «посредство» в неблаговидных целях: мириться вовсе не собирается, а втайне готовит месть, другу же своему отводит роль приманки. Не зная ничего о разоблачениях Натали, Жуковский не мог понять поведения Александра. Его не могла удовлетворить также и жёсткая позиция, занятая послом.
Работа над проектом отказа Пушкина от дуэли не была завершена. Но и Жуковский с Пушкиным, и Геккерны успели составить своего рода инструкции, объяснявшие суть их позиции. Наставления Пушкина были кратки и вполне миролюбивы. Совсем иной характер имели инструкции голландского министра.
На листе с проектом отказного письма Дантес под диктовку отца написал своей рукой: «Необходимо, следовательно, точно констатировать, что я сделаю предложение м-ль Екатерине не в качестве сатисфакции или для улаживания дела, а только потому, что она мне нравится…» и пр. По тому, как поставлен вопрос в письме, продолжал поручик, можно было бы сделать из этого вывод, что дело обстояло так: «Жениться или драться».
Дантес подчёркивал, что готов драться, а затем заняться устройством брака, «ибо я определённо решил сделать это предложение после дуэли»1070.
С.Л. Абрамович предположила, что запись была «своего рода инструкцией для секунданта»1071. Вывод очевиден. Геккерны объявили Пушкину войну, разом перечеркнув достигнутое мирное соглашение.
Зачем Геккернам понадобилось провоцировать дуэль? Видимо, они поняли, что мистификация всё больше затягивает их в ловушку. Планы отъезда поручика во Францию рушились. Выход Жуковского из игры окончательно осложнил дело. В таких обстоятельствах Геккерны решили играть ва-банк.
Полагают, будто Дантес утром 16 ноября получил «письмо Пушкина», в тот же день составил свой проект, который секундант д’Аршиак должен был немедленно передать Пушкину для подписания1072. 16 ноября, замечает С.Л. Абрамович, «письмо поэта с отказом от вызова было всё-таки передано Геккернам»; «и вот в тот момент, когда Пушкин и Жуковский считали дело оконченным, всё снова повернулось вспять… Геккерны решили добиваться от Пушкина другого письма»1073.
Источники, исходившие от участника переговоров, рисуют совсем иную картину. В конспекте Жуковского отмечено:
«Свидание Пушкина с Геккерном у
