записками или сообщениями, но, честно говоря, боюсь, что во многих случаях уже на следующую ночь бедный «почтальон» попадал в другую ловушку, откуда его доставали и убивали. А затем, сняв шкуру, прятали ее в сундук в надежде, что со временем она будет красоваться на какой-нибудь очаровательной Дульцинее. Я был младшим офицером, и меня посвятили в эту тайну, иначе я бы, как и другие, считал, что исчезновение песцов с ошейниками означает выполнение ими своей почетной миссии. Чтобы представить убийство «почтальона» в истинном свете, заметим следующее: эти зверьки, испытав раз радушный прием на кораблях или поблизости от них, редко удовлетворялись ничего не дающей им честью таскать медный ошейник и возвращались к судам, где их снова и снова ловили. Ввели строгие правила для охраны песцов, например, было запрещено убивать зверьков, попавших в ловушку. Понятно, что после этого запрета не было ни одного случая, чтобы песца брали живым: все они оказывались по непонятной причине мертвы, кроме некоторых особо жалких экземпляров, мех которых не имел никакой цены. В этом случае песцу сохраняли жизнь, но лишь для того, чтобы ее остаток он таскал на себе записку в медном ошейнике или же медленно умирал в неволе, ибо его собирались переправить в Англию в зверинец лорда Дерби.

Отбытие «почтальона» было довольно забавной сценой. Все моряки от капитана до кока гнали песца, который, до полусмерти запуганный, не знал, куда ему бежать. С одного корабля на другой доносились громкие возгласы и смех, по мере того как число преследователей песца увеличивалось, а те, кто бежать не мог, взбирались на ближайший торос и кричали: «Ату!»

7 февраля 1851 года. Громоподобный голос боцмана «Резольюта» возвестил, что с марса видно солнце, и на всех кораблях люди забрались на ванты, чтобы поймать первый проблеск возвращающегося дня. Солнце не радовало нас своим появлением уже 96 дней, и теперь его возвращение вдохнуло новую жизнь в уставших от долгой ночи людей. Целый час мы наслаждались видом огненной сферы, освещавшей весь мир, но не согревавшей нас. Действительно, мороз усилился, и самая низкая температура, самая суровая погода пришлись как раз на март.

С появлением солнца ускорилась подготовка к весенним санным походам.

Все начали «закаляться» к предстоящим трудам. Ежедневно можно было видеть, как самые ретивые из нас пускались на разнообразные эксперименты. Из своего таким тяжелым трудом зарабатываемого жалованья некоторые матросы приобретали и изготовляли паруса особого покроя для своих саней, а другие после окончания «рабочих часов» мастерили фляги, велосипеды, кастрюли. Поистине никто не жалел ни трудов, ни стараний. Офицеры и матросы соревновались друг с другом.

Сани были изготовлены на Вулиджской верфи из прочного и хорошо выдержанного дерева. У них были железные подполозья. Поперечины или рейки соединяли полозья, образуя дно, на которое клали грузы. По четырем углам саней в гнезда были вставлены легкие железные стойки для лодки, чтобы санная команда в случае необходимости могла переправиться через водную преграду. Лодка предназначалась также для того, чтобы положенные в нее продукты и одежда оставались сухими.

Вот суточная норма продовольствия на человека для санных партий, установленная капитаном Остином:

Пеммикан 1 фунт

Отварная свинина 6 унций

Сухари 12 унций

Ром, концентрат ¾ джила[82]

Табак ½ унции

Порошок сухарный 1 унция

Чай и сахар ¾ унции

Шоколад и сахар (поочередно через день) 1¾ унции

Лимонный сок (десятидневная норма) ½ унции

Для приготовления пищи на партию в семь человек отпускались: одна пинта один джил винного спирта или один фунт восемь унций жира в день.

Простой подсчет показал, что на одни сани можно погрузить максимум 40-дневный запас продовольствия. Если в среднем проходить по 10 миль в день, это позволяло каждому санному отряду с учетом обратного пути исследовать 200 миль береговой линии.

Для поисков было снаряжено 15 саней и откомандировано 105 офицеров и матросов. В тихий день 12 апреля при температуре около 50° ниже точки замерзания разыгрались оживленные и веселые сценки; сани вывели на смотр перед выходом на старт.

Торжественность минуты беспрерывно нарушали выходки собак, предоставленных в наше распоряжение капитаном Пенни. Они повсюду носились со своими маленькими санками, запутывались, выли, призывая на помощь, и сновали между ногами матросов, отчего те под общий смех падали в снег.

На пункте сбора был подан завтрак, всех нас осмотрели, одобрили, приказали построиться и обратились к нам с речью, которая, как мы позднее отметили, значительно подняла наше настроение.

Назавтра, в два часа утра, мы подошли к высокому торосистому льду. В надежде, что вечером погода прояснится, было приказано остановиться и разбить палатки. Мы выбрали самые ровные места и надежно закрепили семь саней отряда. Приготовили чай, и, подсушившись, все улеглись в спальные мешки в палатках, трепетавших под ветром, мечтая о хорошей погоде и о том, как мы найдем сэра Джона Франклина.

Вечером по-прежнему стоял туман, густой, как гороховый суп, и нам в лицо дул ветер, при котором на судах приходится дважды рифить марсель. Но задерживаться было нельзя, и мы, подкрепившись шоколадом с сухарями, снова пустились в путь. Пробираясь к мысу Уокер, приходилось штурмовать торосы. В неведении было наше счастье. Мы понимали одно: надо идти вперед, и только вперед, преодолевая любые препятствия. Свежие, бодрые и сильные, преодолевали мы одну за другой гряды торосов. Если бы они лучше просматривались и будь погода более ясной, мы, возможно, так не пошли бы.

После тяжелого ночного похода все препятствия были преодолены, и перед нами простиралось ровное ледяное поле, дугой подходившее к подножию мыса Уокер. Но тут возникли новые трудности. Ровная местность, без торосов и скал, не позволяла ориентироваться в туманную погоду, которую принес южный ветер. Вообразите себе, дорогой читатель, сероватую дымку, обильный снегопад, неизменный встречный ветер. Как тут найти прямую дорогу, если лед и небо одного цвета? Лучшим нашим помощником оказался ручной флюгер, ведь нельзя же было все время держать компас в руке; офицеры шли цепочкой, чтобы не терять друг друга из виду, а за ними тащились сани. Санные команды вскоре пришли к выводу, что легче всего идти и равномерно распределять нагрузку удается, когда следуешь за головной партией. На долю этой партии выпала дополнительная обязанность — прокладывать путь по снегу и, напрягая зрение, следить за офицерами. Поэтому головные сани менялись через каждые полчаса.

Мы шли ночью, чтобы не видеть блеска снега и избежать снежной слепоты. Впрочем, в то раннее время года мы больше всего страдали от