Колючкины глаза, неизменно темные от усталости, смотрели на нее не мигая.

– Я здесь пекусь о детях. О младенцах! А ты гонишь их в пустоши.

– Я не хочу, чтобы они умерли с голоду, Колючка.

– Тогда начни их кормить, нахрен!

Колючка вскочила на ноги, ее ноздри раздулись, светлые волосы растрепались от резкого движения. Глаусио резко повернул голову в ответ на ее вспышку, и его измученное лицо исказилось в тревоге.

Блажка сжала челюсти так сильно, что у нее заболели зубы.

Глаусио подошел к Колючке и нежно положил руку ей на плечо. Она вздрогнула, словно от гнева забыла о его присутствии. На мгновение ее яростный взгляд переключился на него.

– Давай сядем, – предложил Глаусио.

Колючка медленно опустилась на стул, ее лицо наполнилось болью. Глаусио устроился на табурете рядом с ней и посмотрел на Блажку.

– Ты сказала, мы можем решить, куда нам пойти.

– Можете, – сказала Блажка, прочистив горло. – Вы знаете, что вернуться в Шквал бивней нельзя, а пойти к Сыновьям разрухи вполне возможно.

– Возможно? – Колючка обратила ее последнее слово в обвинение.

Блажка ее проигнорировала.

– Если вы не хотите жить под защитой другого копыта, то сейчас восстанавливается и укрепляется Кальбарка.

Глаусио презрительно фыркнул.

– Чтобы мужчин призвали в армию? А женщины стали шлюхами в бараках?

– Вам необязательно там оставаться, – ответила Блажка. – Кавалеро наверняка проводят вас по старой Императорской дороге в Гиспарту.

На лице мужчины возникла легкая печальная улыбка. Он пристально глядел на стол, лениво ковыряя воображаемую щепку.

– Прости меня, вождь, – сказал он, не отрывая взгляда и нисколько не раскаиваясь, несмотря на смысл своих слов, – но неужели ты правда думаешь, что всем людям, если они просто вернутся на север, дадут землю и монеты, правосудие и защиту? Потому что я тебе скажу: полуорки – не единственные существа, которые вынуждены цепляться за жизнь в Уль-вундуласе, чтобы иметь свободу. Гиспарта – королевство, где немногие обладают многим, и это многое отнимают у множества. У мужчин вроде моего отца. Я родился не в Уделье. И я достаточно хорошо помню Гиспарту, чтобы сказать тебе, что Отрадная – далеко не единственное место, где ребенок познает, что такое пустой раздутый живот.

– А орки? – спросила Блажка, отказываясь убеждаться в своем невежестве. – А кентавры и дьявольские псы, которые убивают, смеясь? Такое в Гиспарте есть?

– Нет, – ответила Колючка. – Есть кое-что похуже. Там есть сутенеры и насильники детей, как среди знати, так и в канавах. Есть работорговцы и арены. И люди, которые получают от них выгоду, очень громко потешаются над теми страданиями, которые причиняют. Гиспарта наслаждается своей жестокостью к бедным и слабым. А если попытаешься сопротивляться – их удовольствие станет только сильнее, потому что успеха тебе не добиться. Уделье жестоко. Но здесь сопротивление возможно и нужно.

Колючка никогда не рассказывала о своей жизни до Отрадной. Она пришла сюда вскоре после того, как Блажка стала Ублюдком. Пришла миловидной пышной женщиной с грудью, полной молока, и без ребенка на руках. Берил сразу определила ее в кормилицы. Она прослужила несколько месяцев, прежде чем прийти в Горнило: Обхват наконец уговорил ее посетить свою комнату. Блажка задумалась, рассказывала ли койкогрелка о себе этому полукровке с толстым членом. Если да, то он хранил все в тайне вплоть до ночи, когда орк всадил клинок ему в шею. Теперь Колючка не была такой пухлой, а ее любовник, как и ее молоко, обратился в пыль. Но эта решимость, с таким трудом приобретенная при жизни до Отрадной, – решимость, благодаря которой ее спина никогда не сгибалась даже при всех тяжестях, до сих пор оставалась с ней.

Блажка прониклась к ней уважением. Именно по этой причине она пригласила ее на этот разговор, именно по этой причине терпела сейчас ее гневный взгляд, наполненный страсти, вызова и разочарования.

– Тогда не в Кальбарку, – заключила Блажка. – Если хотите остаться в Уль-вундуласе, ваш единственный вариант – это другое копыто.

Она сомневалась, что Сеятели черепов примут новоприбывших. Гроб, их вождь, в Страве ясно выразился о нехватке ресурсов в Уделье. Земли Мараных орками лежали ближе всех, но Блажка не повела бы людей по своей воле во власть Шишака. Он наверняка станет издеваться над ними ради собственного удовольствия, если вообще не откажется от них ей назло. Оставалось только три варианта.

– Дребезги, Сыновья или Казанное братство, – озвучила Блажка. – Я бы выбрала Сыновей. Их крепость находится рядом с побережьем. И пока в Затопленном море водится рыба, голода им нечего бояться.

Такая щедрость наверняка не будет бесплатной. Отец скорее всего воспользуется случаем, чтобы снова попытаться поглотить Ублюдков. На своем уделе, в своей крепости, он наверняка будет смелее. Блажке придется поскорее уводить свое копыто, чтобы не оставить Сыновьям всех своих сопляков. А то и пару посвященных братьев. Тем не менее перебраться к ним было лучшим вариантом, и она с готовностью принимала возможные риски. Ее люди этого заслуживали.

Глаусио встал.

– Мне нужно поговорить с остальными. Когда тебе нужен ответ?

– Вчера, – сказала ему Блажка, ненавидя эту необходимую жесткость. – Если вы до сегодняшнего вечера не решите идти в другое место, то мы пойдем в Колыбель полукровки. В любом случае всем пора собираться уже сейчас. На сборы есть весь сегодняшний день.

Говорить, что идти нужно налегке, не имело смысла. Это был второй раз, когда народу Отрадной пришлось бежать, и промежуток между двумя случаями был невелик. Собирать им было немного.

Глаусио направился к выходу, но Колючка на минуту задержалась.

– Тебе нужно было оставить нас Шквалу бивней, – сказала она, удрученно качая головой, и, поднявшись, вышла из комнаты.

Блажка сидела молча. Тогда это было не ее личное решение – она еще не была вождем. Голосовали все Серые ублюдки. Овес хотел, чтобы вернулась Берил, Хорек хотел Нежку и Метлу. Они торопились вернуть все как было и не видели, что за прошлым уже не угнаться. Все торопились, за исключением Шакала и Певчего, которые были настроены против, каждый по своим причинам. И как раз поэтому Блажка сама принялась настаивать, стала первой, кто проголосовал за то, чтобы вернуть людей. Она думала, что Шакал станет вождем, а она сама с Овсом и Певчим будут ему помогать. Ее голосом, ее рукой двигало непреодолимое желание дать ему то, чем он будет управлять. Поступила бы она так же, если бы знала правду? Что Шакал не собирался становиться во главе? Что они с Певчим планировали уйти, предоставив ей главенство над копытом и над только что устроившимися несчастными поселенцами? У нее самой среди жителей Отрадной никого не было. Ни матери, ни любовников. Ее заботило только копыто, братья и полукровка, которого она предала, чтобы спасти. Тот, кто бросил их, бросил ее, чтобы преследовать ошибки, которые совершил, пока гнался за местом вождя. Местом, которое теперь досталось ей!