Глава 64

– Я не понимаю, – сказала Карлотта, обводя кисточкой круг золотой краски на своей палитре. – Зачем Бирнсу стрелять в собственного сына?

– Чтобы избежать скандала, – ответила Элизабет. – У него есть жена и дочери, а также репутация, которую нужно поддерживать. Как только Хиггинс понял, что Бирнс – его отец, то карьера и жизнь Бирнса оказались под угрозой. Вот почему он пытался помешать нашему расследованию – помешать нам установить личность Хиггинса. Бирнс не хотел, чтобы Хиггинса арестовывали. Он хотел его смерти.

Это было в среду днем. Карлотта и Джона присоединились к Элизабет для посещения ее сестры. Карлотте пришла в голову блестящая идея нарисовать ее, в то время как брат последовал за ней по своим собственным причинам, очевидно, влюбленный в Лору.

– Но как Хиггинс мог доказать, что он сын Бирнса? – спросила Карлотта.

– Тебе достаточно было бы увидеть их вместе, чтобы убедиться, – ответила Элизабет. – Хиггинс почти точная копия своего отца.

– И, судя по всему, такой же мерзкий, – заметил Джона. – Яблоко от яблони не далеко упало.

– Не могли бы вы слегка наклонить голову, пожалуйста? – спросила Карлотта у Лоры. – Вот так – идеально.

Элизабет смотрела на мирную сцену, раскинувшуюся перед ней. События предыдущей ночи казались странным образом смутным и далеким сном. После того как Лора благополучно вернулась в Белвью с помощью Руфуса Стори и верного Джоуи, она рухнула в постель и, проснувшись почти двенадцать часов спустя от глубокого сна, обнаружила, что ее редактор колотит в дверь. Кеннету Фергюсону было неприятно услышать о хладнокровном убийстве Бирнсом собственного сына, но и удивляться он не стал.

– Ах, я всегда говорил, что он жулик-полицейский, и теперь он доказал это.

После того как Элизабет рассказала ему о не очень завуалированной угрозе Бирнса ей и ее семье, он настоял на том, чтобы роль детектива не фигурировала в этой истории. Фергюсон предложил ей написать рассказ от первого лица в качестве специального приложения к «Геральд» и ожидал одобрения мистера Беннетта. Типично импульсивный поступок: издатель внезапно отправился обратно в Париж, ничего не сказав своим редакторам, и Фергюсону пришлось отправить ему телеграмму.

Тем временем Элизабет нанесла быстрый визит своим родителям, чтобы заверить их, что она и Лора в безопасности, что бы они ни читали в газетах. Ее отец, казалось, испытал большое облегчение, а мать, напротив, больше интересовалась разговором о вечеринке, которую она намеревалась устроить в честь миссис Астор.

– Стойте спокойно, – скомандовала Карлотта Лоре, которая лениво потянулась, сидя на шезлонге в общей комнате Белвью. Она была необычайно спокойна после перенесенного испытания, согласившись позволить Карлотте нарисовать ее. Доктор Джеймисон от всего сердца одобрил это, полагая, что внешний стимул является важным элементом лечения. Элизабет рассказала лишь обрывки своих приключений прошлой ночью, зная, что фактические подробности приведут его в ужас. Она ждала подходящего момента, чтобы рассказать ему, может быть, за бутылкой бордо в Les Gamins. Как и все остальные в Белвью, он был потрясен и встревожен, узнав, что дружелюбный возничий скорой помощи был гнусным преступником, который поставил город на уши.

Джона взял виноградину из деревянной вазы, стоявшей на подоконнике.

– А как вам удалось разгадать загадку телеграммы?

– Я знала, что «Та, Кто скрыта» относится к Амунет, египетской богине воздуха. Там была ссылка на «незаконченное дело». Поскольку он всегда оставлял своих жертв в местах, имеющих символическое и историческое значение, я подумала, что недостроенный мост был наиболее вероятным местом.

– Очень умно, – сказал Джона, очищая виноградину. – Но вы могли и ошибаться.

– Верно. Мне повезло, но я еще никогда не знала победы, которая не предполагала бы некоторой доли везения.

Карлотта уставилась на брата.

– С какой стати ты чистишь виноград?

– Для ее величества богини воздуха, – сказал он, протягивая его Лоре. Она осмотрела его, как драгоценный камень, затем отправила в рот, одарив его одной из тех милых улыбок, которые Элизабет так хорошо помнила с детства. Ее сердце слегка подпрыгнуло, и надежда уютно устроилась в груди, как кошка, свернувшаяся калачиком, чтобы вздремнуть. Это было слабое обещание, но это было уже что-то.

Впервые она полностью осознала, что действия ее матери были вызваны такой глубокой болью, что она была недосягаема. Отчаяние Катарины из-за смерти брата, должно быть, было почти невыносимым. То, что Элизабет считала глупостью – например, ее одержимость одобрением со стороны таких людей, как миссис Астор, – теперь она считала попыткой облегчить свою вину. Отвлечься от того, что, должно быть, постоянно напоминало о хрупкости семьи. Катарина, без сомнения, чувствовала себя ответственной за состояние своей дочери. Это был семейный изъян; ее родословная была запятнана. Но, если бы она могла войти в общество Асторов и им подобных, она каким-то образом снова почувствовала бы себя цельной. Впервые в своей жизни Элизабет почувствовала сильную жалость к своей матери.

– Никто никогда не очищал мне виноградину, – пробормотала Карлотта, вглядываясь в свой холст.

– Возможно, если бы ты была богиней, тебе бы делали это, – ответил Джона с легкой улыбкой.

Карлотта промокнула пятно краски на лице чистой салфеткой.

– Значит, никто никогда не узнает о действиях Бирнса в этом деле? – спросила она Элизабет.

– Нет, если ты им не скажешь, – ответила Элизабет, проглатывая несколько виноградин из миски. С тех пор как ей пришлось пережить это испытание, она была очень голодна и ела все, что попадалось на глаза. – Даже мистер Фергюсон думал, что ничего не добьется, если раскроет, что глава департамента детективов – убийца.

– Держу пари, это не первая смерть, за которую он несет ответственность, – заметил Джона. – Вся полиция в этом городе – головорезы.

– Не все, – сказала Элизабет, думая о сержанте О’Грейди.

– Тогда большинство из них, – сказал он, очищая очередную виноградину.

– Значит, тебе воздадут должное за то, что ты в одиночку победила Хиггинса? – спросила Карлотта.

Элизабет пожала плечами.

– Мистер Фергюсон пишет эту историю. Без сомнения, он придумает что-нибудь убедительное.

– Очень красиво, – сказала Карлотта Лоре, которой, казалось, было легче усидеть на месте, чем Элизабет. Ей нравилось позировать для картины, от чего Элизабет испытала огромное облегчение, надеясь, что Лора заменит ее в качестве модели Карлотты.

– Я вижу, вы делаете успехи, – сказал доктор Джеймисон, входя в комнату. – Это очень хорошо, – добавил он, изучая картину Карлотты. Он выглядел бодрым и свеженьким в своем белом докторском халате.

– Если вы не возражаете, я не хочу, чтобы кто-нибудь смотрел на мою работу, пока я не закончу.

– Это правда, – сказала Элизабет. – Она не позволяет мне увидеть мой портрет,