Да, у него был класс [Тактика]. Но он был в нём не настолько высокого уровня. Фактически, его развитие остановилось несколько недель назад. Паун по-прежнему любил играть в шахматы, и он был лучшим игроком среди Рабочих. Но он перестал повышать уровень от игры.

И у него не было никакого интереса к использованию лука, как у Бёрда. Он не любил готовить, только есть, и у него не было жгучего желания делать в Улье что-либо ещё. Паун был уверен, что если бы он зашёл в Улье куда угодно – за исключением, может быть, комнаты Королевы, – то смог бы найти себе занятие.

В Улье всегда была работа. С тех пор как ему разрешили выходить на поверхность, Паун кое-что узнал об обычаях других видов. Очевидно, скука была для них чем-то таким, с чем приходилось бороться. В Улье это было чуждым понятием.

Ты закончил выполнять свои обязанности? В таком случае всегда можно потратить время на переработку питательной пасты, которой питались антиниумы: пережёвывать пищу и срыгнуть её в чан, чтобы потом перемешать длинными палками. Или же тебя могут отправить в охрану от монстров, нападающих из подземелья под Лискором. Поддержать Солдат в их неустанной битве.

А если ни один из этих двух вариантов не был доступен, тебя могли назначить следить за личинками или, может быть, копать. Всегда было где копать. Прорыть обвалившийся туннель, прорыть новый туннель, углубить туннель, расширить туннель, вырыть помещение, прорыть перспективную шахту, прорыть яму для экскрементов…

Изредка Рабочие что-то строили. Это была освежающая смена темпа. Они делали деревянные опоры, чтобы поддерживать титанический вес грунта над головой, или мастерили из дерева грубые стрелы. Но даже это утомляло после нескольких часов монотонной работы, сливающихся воедино.

Это было не для Пауна. Он это знал. Он знал, что ему нужно что-то другое. И, возможно, он нашёл это. Возможно.

Но он больше не был уверен. Уверенность, вера, наполнявшие его несколько недель назад, давно ушли, и теперь Паун мог полагаться только на неопределённые воспоминания, чтобы заполнить дыру в своём сердце. Случилось ли это на самом деле? Было ли это правдой?

Действительно ли он стал [Аколитом]? Что это значило?

— Я не знаю.

Ещё одна пауза, когда Рабочие подняли взгляды. На этот раз Паун посмотрел в ответ, просто чтобы увидеть, что произойдёт. Шахматисты, как один, опустили взгляды, и он снова погрузился в размышления.

Когда-то давно антиниума допрашивали. Его спросили, кто он такой, и он не нашёл ответа. Он задавался вопросом, почему его… друзья… все погибли. Не было ли всё это напрасно. И ему был дан ответ. Луч надежды.

— Вера.

Так сказала ему девушка. Она проникла в его отчаяние и предложила ему что-то, за что можно было ухватиться. Она говорила ему о чём-то, что было выше его понимания. О Боге. И о месте… о месте, где мёртвые могли найти покой. Чудесном месте.

— Рай.

Паун вздохнул и сжал свой всё ещё заживающий кулак. Он уставился на него. Да, в ту ночь он верил. И его вера стала реальностью! Он получил навык и класс. [Аколит]. И также навык – [Молитву]. В то время это что-то для него значило, тогда он был уверен.

Бог был. Было во что верить. Но за прошедшие дни вера Пауна пошатнулась. Он больше не повышал уровень и не молился. Потому что… потому что он боялся.

Бог был. Эрин говорила ему об этом. Но не просто Бог. Боги. Она говорила о Боге, который родился и умер в её мире, но, очевидно, что этот Бог был не единственным. Другие люди верили в Бога, который был таким же, но другим, который никогда не говорил определённых вещей.

— Ты существуешь? Ответишь ли ты мне? Достоин ли я спрашивать тебя о таких вещах?

Никакого ответа. Рабочие посмотрели на Пауна и опустили взгляды на свои шахматные доски. Он посмотрел на потолок, в ту сторону, где, по словам Эрин, вероятно, находился рай. Он увидел только грязь.

Рай. Вера и Боги были для Пауна чем-то непонятным, но идея Рая, идея прощения и места, где можно быть счастливым, была тем, за что он цеплялся. Он верил в это и был вознаграждён. Но если он должен был молиться, на что указывал его навык, то кому? Богу Эрин? Только… он не был её Богом. Так она сказала. Тогда кому же ему молиться?

И о чём? Почему? Что он будет делать? И ответит ли кто-нибудь? Будет ли кому-то до этого дело, или его слова останутся неуслышанными?

Паун не знал. Он не знал уже неделю, и так и не приблизился к ответу, сидя в углу шахматного зала. Часть его не хотела знать. Другая часть говорила ему поговорить с Клбкчем и его Королевой, рассказать им о своём новом классе. Но последняя часть хотела верить. Она хотела узнать об этом Боге и заставить себя поверить в него. Чтобы достичь того места, которое называлось «Рай».

Но он боялся. Боялся узнать правду. Поэтому Паун сидел в шахматном зале и думал, что произойдёт, если он помолится. Не произойдёт ничего? Или что-то, кто-то ответит? Что будет хуже?

Паун не хотел знать. Но всё же он хотел, отчаянно хотел. Он боялся, что, если он вернётся к Эрин, она скажет ему, что он был неправ. Что его класс – ошибка. Что Бог существует только в её мире. Или…

Или что Бог есть, но не для него.

Это был его самый большой страх. Бог был. Возможно. Класс, который он получил, по всей видимости, указывал на это. И Паун хотел верить в Бога. Но что, если Богу он был не нужен? Паун слишком боялся спрашивать.

Так прошёл день, пока он тихо сидел в шахматном зале и думал. Его мысли вращались по одним и тем же кругам, снова и снова. Рабочие входили в помещение, играли в шахматы и уходили. У них были свои обязанности. Но у Пауна не было ничего. Ничего. У него был только вопрос и ответ, с которым он боялся столкнуться.

И вот, как только он очнулся, наступила ночь. Паун знал это не по изменению в окружающем освещении, а по часам в голове и дежурным Рабочим. Он встал, потянулся; остальные Рабочие ждали, что он сделает или скажет. Но Паун просто вышел из помещения.

На этот