Шрифт:
Закладка:
— То есть ты хочешь сказать, что найти заказчика не можешь? — нехорошо прищурился император.
— Здесь можно только гипотезировать. Имя своего посредника поляк, конечно, нам назвал, но пока наши ребята в Польше доехали до него, тот уже кончился. Заказчик, очевидно, надеется остаться неузнанным. Судя по великим планам, что мы вынесли из той комнатушки, кто-то очень хочет ослабить Российскую империю изнутри, — произнес Нарышкин, а затем, посмотрев на государя, добавил: — Империю или императора.
Дмитрий Романов жестко усмехнулся, уловив намек, но вместо ответа лишь переложил фотографии с места боя.
— Это все Мирный разложил? — спросил император как бы между делом.
— Да, — нехотя ответил Нарышкин. — Его туда отправили цыпляток посчитать. А он им головы свернул в порыве энтузиазма.
— Интересный пацан, — задумчиво проговорил Дмитрий Алексеевич. — Ты там сообрази ему висюльку какую за содействие.
— Обязательно, — покивал Нарышкин.
— А касательно произошедшего… — император сделал паузу. — Знаешь, мне кажется, мы давно не делили Польшу.
Нарышкин посмотрел на Его Величество, и тот прищурился:
— Ты как будто что-то сказать хочешь, Витя? — спросил Дмитрий Алексеевич. — Так ты говори, не стесняйся.
— Государь, помилуйте, зачем нам Польша⁈ Только выдохнули, министерство экономики перекрестилось, мы границу укрепили…
— Ты мне тут еще поговори, — погрозил государь, беззлобно, впрочем. — Никто не говорит о том, чтобы эту клоаку снова к нам на баланс ставить.
Император откинулся на спинку кресла, повел рукой по воздуху, то ли подводя черту, то ли подчеркивая воображаемый заголовок, и произнес:
— Назовем это «Контртеррористическая операция». Зачистим всех польских наемников и народившиеся местные силы сопротивления. Заодно аккуратно раскидаем агентуру, а на ключевые позиции посадим лояльных людей.
Виктор Сергеевич какое-то время пялился в пространство, просчитывая предлагаемое мероприятие.
— Дорого, — наконец, резюмировал он.
— А планировать взорвать четыре станции метро и две школы в столице не дорого⁈ — рявкнул император так, что фарфор испуганно зазвенел. — Если кто-то думает, что может позволить себе тыкать палкой в русского мишку, и ничего ему за это не будет, настало время отрубить эту палку по самые плечи. В назидание всем юным натуралистам.
— Ну так поляки-то тут больше инструмент, чем реальная проблема, — осторожно заметил Нарышкин.
— Совместим приятное с полезным, — отмахнулся Его Величество. — И Речи Посполитой напомним, чьей милостью у нее государственность взялась, и любителям проверить государево терпение на прочность намекнем, что у меня все зубы на месте и все — свои, — при этих словах Дмитрий Алексеевич широко оскалился. — Готовь информационный шум и выпуск новостей. И собирай командование, буду раздавать ценные указания.
Императорский Московский Университет, Александр Мирный
— Короче, с костюмом не срослось, — закончил я свой рассказ.
Я как раз вернулся в общагу, когда надо было вставать на пары. Цесаревич, окинув выразительным взглядом мой потрепанный и помятый вид, осторожно поинтересовался, остался ли кто в живых. Пришлось покаяться, что целый один поляк был подарен Серову для задушевной беседы, и рассказать всю историю с начала.
— Черт, как знал, что надо с тобой ехать! — посмеялся Иван.
— Ну нет уж, я в телохранители наследников не нанимался, — возмутился я.
— Вот так и знал, что в тебе проснется чрезмерная ответственность, когда ты узнаешь, кто я.
— Это не чрезмерная ответственность, а инстинкт самосохранения, — парировал я, листая ежедневник, чтобы понять, какие у меня были планы на день.
По всему выходило, что мне сегодня надо было иметь вид опрятный для беседы с Лобачевскими, заехать в клуб пошуршать купюрами, и еще кое-что…
— Иван, а не посоветуешь ли ты мне какого приличного ювелира? — спросил я, пока мы шли в столовую.
Цесаревич крепко задумался, а потом спохватился:
— Колечко, что ли, собираешься прикупить? — прищурился Иван с видом таким многозначительным, что у меня появилось нездоровое желание отвесить наследнику престола подзатыльник.
— Нет, — ответил я. — Просто подарок.
Цесаревич опять задумался, на этот раз почти до самой столовой.
— Если просто подарок, то есть ювелирный дом Овчинникова, — сообщил он наконец. — Я бы дал тебе визитку хозяина, но, боюсь, это вызовет слишком много вопросов. У них очень высокий ценник и очень высокое качество, но, думаю, ты сейчас не бедствуешь.
— Не бедствую, — с усмешкой подтвердил я.
— И, что немаловажно в случаях, когда загорелось, они могут исполнять срочные заказы за отдельную плату, — закончил рекламировать ювелиров Иван.
— Да, пожалуй, последнее в моем случае решает. Спасибо, — искренне поблагодарил я парня.
Завтрак был сонный для всей столовой.
Шла середина семестра и все начинали немного забивать на учебу, чтобы по древней школярной традиции спохватиться перед сессией. Наш столик, правда, проявлял исключительное единодушие. Думаю, в основном тут сказывался тот факт, что ребята и девчата были лицом имперской фракции, и им приходилось держать высокую марку не только в учебе, но и в дисциплине.
Держать радостное лицо, конечно, при этом никто их не заставлял, так что княжна Демидова могла убивать взглядом случайного прохожего. Нарышкина просто и без изысков лежала на столе, грея ладони о чашку кофе. А Алмаз тупил в пространство. Возможно, даже спал с открытыми глазами. Андрей Лобачевский, наоборот, был взъерошен и немного возбужден — кажется, сегодняшняя встреча была первой его личной крупной сделкой. А Нахимов и Ермаков смотрелись, как бойцы без страха и упрека — держались красиво, хотя, судя по отсутствующему взгляду, пытались перенять навык Алмаза спать на ходу.
Мы с Иваном на этом фоне казались просто живчиками. А пришедшая последней Василиса немного напоминала белку в колесе: глазки бешеные, щечки румяные.
— Плохо спала? — негромко спросил я девушку.
— Полночи готовилась, — повинилась Корсакова.
— Зря, — спокойно ответил я. — Тебе ничего не надо там защищать. Нужно просто владеть темой, а ей ты владеешь прекрасно.
— Я поражаюсь твоему спокойствию, — честно ответила Василиса, — но сама так не могу. Мне нужно быть уверенной, что я не ударю в грязь лицом и… И вот.
— Ладно-ладно, — улыбнулся я, накрыв ее руку своей ладонью. — Ты волнуешься, это понятно. Один раз, конечно, стоит пережить эти эмоции. Чтобы потом всю жизнь помнить, с чего началось твое стремительное восхождение по социальной лестнице.
— Ой, скажешь тоже, — смутилась Василиса и уткнулась в свою тарелку.
Вряд ли бы Корсакова поверила, даже если бы я проспойлерил ей грандиозный успех ее проекта, так что правильнее было оставить девушку смиряться с неизбежным самостоятельно.
Отучившись три пары, из которых на одной милая старушка — божий одуванчик показывала студентам, как накладывать лангету на перелом, иллюстрируя весь процесс неудачными вариантами и их последствиями, я честно забил на последнюю пару по истории какого-то там права.
Прикинув, что неблагородная староста за коробку дорогих конфет и бутылку хорошего вина даст списать что угодно, я отправился ловить такси из университета.
Моя ласточка еще утром вернулась к Георгию Петровичу, который при виде пулевого отверстия в заднем стекле даже бровью не повел. Пообещал справиться за пару дней с этой «досадной» проблемой и забрал многострадальный «Руссо-Балт» в цех.
Костюмов я прикупил с запасом — сразу пять штук. Может, надо было бы взять даже семь, но я все еще надеялся, что пару дней в неделю у меня останутся выходными от вынужденной халтуры на Лубянку.
Переодевшись сразу в темно-синий костюм, чтобы не тратить время на лишние крюки по городу, я отправился в свой клуб. Афина отписалась, что посчитала денежки.
— Привет, — поздоровался я.
Управляющая смотрела на меня глазами настолько полными восторга и обожания, что стало как-то неловко.
— Ты меня пугаешь, — сказал я.
— Я такой прибыли еще никогда не видела! — девушка продемонстрировала мне экран планшета, на котором красовалась красивая циферка 227 и за ней еще шесть ноликов.
— Это чистая прибыль? — спросил я.
— Да, — закивала головой девушка. — Бухгалтерия боярина уже подтвердила цифры. Из них, правда, этому самому боярину придется заплатить его долю, — с явным нежеланием делиться произнесла Афина.
Правильнее было сказать, что считала