Залетела в комнату и, закрыв дверь, бросилась к телефону, набирая номер крестного. Пока решимость окончательно меня не покинула, а страх и стыд не накрыли с головой.

Гудки.

Нудные и протяжные.

Ожидание настолько невыносимо долгое, что я уже на грани того, чтобы передумать. Ноги нервно отстукивают по полу, а руки буквально трясутся.

Наверняка крестный потом расскажет все и папе, и мне хорошенько прилетит за молчание, но позволить Стельмахам и дальше дуться друг на друга я не могла. Тем более после произошедшего вчера.

Минута.

Вторая.

Ответа нет.

Я поднимаюсь на ноги и нервно прохаживаюсь по спальне. И вот наконец-то слышу на том конец провода заветное:

— Летта?

— Дядь Артем, привет! — ух, чего же так дрожит голос.

— Привет, малышка. У тебя все хорошо? Что-то случилось? — слышу обеспокоенное в трубке.

— Нет, все в порядке! — поспешила заверить отца Сима, плюхнувшись попой на кровать. — Просто мне нужно тебе кое-что рассказать.

— Та-а-ак, и что же?

Страшно это — в своей глупости признаваться, но выбора нет. Войну Макса и Артема пора заканчивать, а сами они слишком упрямы, чтобы пойти на попятную.

— В общем, это касается того вечера, когда Макс сбежал из сборной… — начинаю издалека. — И вчерашнего инцидента это тоже касается.

— Слушаю, — тут же подобрался Артем Стельмах, превращаясь из доброго крестного в грозного главу мегакорпорации.

Ну, вот Летта, пути назад нет.

— Я виновата в отъезде Сима… — начала я с самого начала, набрав побольше воздуха в легкие.

Разговор был не из приятных. И не потому, что дядь Артем высказал какое-то недовольство или ругался, разозлился крестный исключительно на то, что мы оба промолчали, а ведь со мной могло случиться что-то по-настоящему страшное.

Неприятно было внутренне. Все переворачивалось, потому что я понимала, что врала. Всем врала. И родителям, и крестным, и на тот момент Симу, и совесть ела поедом.

Когда я спустилась на кухню, папы с Максом еще не было, и я, прижимая телефон к груди, подошла к маме, которая снова хлопотала у плиты.

— Мамуль, — говорю, обнимая родительницу со спины и утыкаясь щекой в плечо. — Мне нужна ваша с тетей Лией помощь.

— Что случилось?

— У меня есть мысль, как помирить мужчин семьи Стельмахов, но одна, я боюсь, не справлюсь.

План, конечно, был не ахти какой изящный. Простой до ужаса, но он должен был заставить двух упрямцев — отца и сына — поговорить. Просто потому, что выбора у них другого не останется.

Глава 51. Сим

Я видел испуганный взгляд Летты, который был обращен в мою сторону, и слышал предупреждение в тоне Кати, которая многозначительно посмотрела на Гая. Но откровенно говоря, отчего-то я не волновался и не переживал из-за предстоящего разговора ни на грамм. В этот раз я был уверен как никогда и в себе, и в Виолетте, и в отношениях, которые начинали стремительно развиваться. Знал, что все идет правильно и в том направлении, в котором нужно, в котором мы хотим. И был абсолютно уверен в том, что родители это поймут. И ее, и мои.

— Так, Максим Артемович, — ухмыляется Гай, пропуская меня в свой рабочий кабинет и тут же закрывая за нами дверь. — Ты хотел поговорить?

Прохожу на середину светлой, прекрасно обставленной комнаты, в которой за всю свою жизнь был всего пару раз, и, набравшись побольше решимости, выдаю:

— Хотел. О нас с мелкой.

— Да это я уже понял, что не о погоде, — ухмыльнулся хозяин дома и, огибая меня, прошел к длинному рабочему столу из белого дерева. — Насколько у вас все серьезно, молодежь?

— Ты ведь понимаешь, что если бы у меня не было далеко идущих планов, то я бы себе не позволил и пальцем Летту тронуть? — упираю руки в бока и прямо встречаю оценивающий взгляд крестного, который присел на край стола, сложив руки на груди, и смотрит на меня исподлобья, явно что-то обдумывая.

Гай смотрит, а я чувствую, как начинает учащаться пульс, а в голову неожиданно начинают лезть десятки разных неприятных вариантов продолжения разговора. Моей решимости, похоже, как не бывало.

Однако я не могу сказать, что он недоволен, скорее, наоборот, в какой-то момент мне кажется, что во взгляде крестного проскакивает гордость. Вот только не знаю, к кому конкретно она обращена.

— Понимаю, — говорит наконец-то Гай. — Поэтому для меня было удивительно то, что вы так долго прятались по углам. Конспираторы, блин, — говорит с легкой полуулыбкой, а глаза и подавно смеются.

Значит, я был прав, нас спалили и, похоже, уже давно.

— Как давно ты в курсе?

— Догадываться начал с того момента, как она утром шастала по дому в твоей толстовке. Окончательно убедился в своей правоте, когда ты у нас сквозь окна ходить начал, Ромео.

— Виноваты, исправимся, — улыбаюсь, припоминая тот вечер и совершенно абсолютно неправдоподобный лепет, который мелкая несла. Там даже самый непроницательный человек что-то да заподозрил бы.

— Врать, к слову, она у нас совсем не умеет, — кивает головой Макс с улыбкой, а его глаза, в которых столько нежности и любви к собственной дочери, буквально горят.

В сердце досадой колет, что я такого в своей жизни от собственного бати, похоже, никогда так и не дождусь. Даже вчерашняя стычка не стала для него весомым поводом, чтобы позвонить мне и попытаться поговорить.

— Гай, я люблю Виолетту, — говорю, отгоняя лишние мысли прочь. — Я не могу без нее и в скором времени планирую сделать мелкой предложение, — вываливаю на автомате решение, которое пришло в мою голову буквально час назад. Пока ждал ее, валяясь в кровати и представляя, какой была бы прекрасной жизнь, если каждое наше утро было таким: уютным и предназначенным только для нас двоих.

Больше не могу ее надолго отпустить от себя. Эта девчонка становится мне нужной больше, чем воздух.

— Не рановато?

— Просто не вижу смысла тянуть. Для меня все предельно ясно и четко.

— А для Виолетты? Это ты уже жизнь “испробовал”, Макс, а ей всего девятнадцать, — с легкой улыбкой говорит крестный, и я не могу не признать, что он прав, но, наверное, я слишком эгоистичная сволочь. Я хочу, чтобы она эту жизнь “попробовала” рядом со мной. Хочу быть первым во всем. Быть для нее всем. И мне кажется, Виолетта против такого тоже не будет.

— Думаю, для нее тоже, по крайней мере, в этом вопросе все однозначно.