– Не думала ли ты завести третьего ребенка? – неожиданно рядом образовалась Сакура, явно сбежавшая от своих обязанностей.

– Зачем? – Сора усмехнулась и посмотрела на нее. – У меня есть Такэо, Хикари, ты и твои дети. Еще муж и половина политиков. С меня хватит. Уж увольте.

– Наверное, поэтому королевские семьи так малочисленны.

– Но дети женятся, приводят своих жен и их родителей и семья становиться больше.

– Возможно, – пожала плечами Сакура. – Но не в нашем случае. Родители Рока умерли, а…

– А мои просто не прижились к дворцу, – оборвала ее Сора. – Да и им это было не нужно.

А вот «та семья» жила в одном доме или хотя бы в одном городе.

В этот момент она посмотрела на Киарда, что что-то любезно пояснял Хикари.

– Я лишь знаю, что родители Виктора живут где-то на окраине государства, а своего биологического отца Анна не жалует.

– Почему? – Сора удивленно обернулась, она-то думала, что он мертв.

– Кажется, он не выплачивал специальные выплаты после развода с княгиней Марией. Правда потом разом заплатил крупную сумму, и они поехали во Францию, где Мария и встретилась с Альбертом.

– Как все удачно получилось, – без дурной мысли произнесла Сора. И ей на секунду стало интересно, как бы изменилась ее жизнь, если бы Мария не встретила Альберта. А Анна Куроки. Что было бы сейчас? Где была бы она?

Женщина тряхнула головой, словно выкидывая ненужную мысль: она в отличие от своего мужа не страдает от этого любопытства.

– Не все так ярко в Датском Королевстве, – заметила Сора, улыбнувшись собеседнице.

– Ну, мы же все люди. Просто люди, – Сакура изобразила счастливую улыбку и направилась к детям. Она никогда не сумеет по – настоящему понять и принять старушку Сору.

18.07.2019

Подумать только чуть больше чем через год у нас особый юбилей. Поверить не могу. А может быть просто не чувствую прошедших десятилетий, лишь посмотрев на Киарда и подрастающую Грейс, я вижу, что жизнь не стояла на месте.

Киард до сих пор бредит Упонией! Что вы с ним сделали? И у Виктора стойкое ощущение, что он сдружился с Хикари против Такэо. Это конечно с одной стороны довольно неплохо, но с другой… Бедный Такэо…

Лучше не буду об этом. Всего хорошего!

Твоя A.P.

– Тебе не кажется, что наша жизнь стала уж слишком пресной? – спросила Мария, отложив утреннюю газету, с очередными сплетнями и новостями.

– Причем исключительно для самих себя, – пробормотала Анна, черкавшая что-то в своем ежедневнике. – Что прости?

Ее мать покачала головой, хоть и радовалась тому, что ее дочь снова пишет, давая своей фантазии свободу.

– Я у тебя спросила… Тебе не кажется, что наша жизнь стала какой-то скучной? – повторила вопрос вдовствующая княгиня. Ее дочь посмотрела на нее и пожала плечами.

– Не сказала бы что наша жизнь скучна, скорее размеренная. Но если ты хочешь острых ощущений, то я могу начать войну с Францией. Правда Виктор этого не одобрит.

– Ты, правда, единолично можешь развязать войну?

– А еще приговорить человека к смертной казни, – улыбнулась Анна. – Вижу твои глазки как-то подозрительно заблестели. Но берегись, мой муж против насилия.

– Но в нашей стране все еще существуют два вида казни, – напомнила Мария. Но что-то кольнуло в ее сердце. Да… Альберт был против всех этих нововведений, он хотел мира и благополучия. Но… Но Анна этими мерами оберегала людей. Все свои семь миллионов.

– Один из них мне предстоит убрать. Наше милое внешнее сообщество так и думает, как выставить меня тираном. Это при том, что при последнем опросе населения 86 процентов поддерживают меня.

– А в остальные входят Виктор и Анри?

– Анри согласен, даже церковь «за». Но я все же… Что оставить? Расстрел или яд? От чего умирать больнее?

Мария без всякого удивления посмотрела на нее: ее маленькая девочка всего хотела мстить. А еще она не забыла одиннадцатое сентября. И Виктор не забыл. Он однажды рассказал Марии, что это был самый страшный день в его жизни. Ему до сих пор в кошмарах снился этот серый пепел, покрывший все вокруг и Анна, не заметив, что прикусила губу до крови и капельки одна за другой падающие на покрытый пеплом асфальт. И в первую ночь он рыдал всю ночь, не слыша, как то же самое за стеной делает его будущая жена. Страх – это чувство одиноких.

– Может обсудишь это с министрами? – предложила Мария, заправив прядь своих седых волос за ухо.

– А я хотела обсудить это со своей мамой, – возразила княгиня. – Мы в последнее время почти не разговариваем. У меня чувство будто я со всеми, но притом совсем одна.

В ней заговорил далекий голос двадцатилетней девчонки, которая все еще верила в чудеса и осторожно делала каждый шаг. Сейчас в их семье в волшебство верили только Киард и Грейс.

Как бы человеку не хотелось просто взять, щелкнуть пальцами и забыть, ничего не получится. Это разум, суть: без эмоций, которыми наделены воспоминания, мы просто не сможем жить. Не различим где друг, где враг.

– Не думаешь, что нас стоит… – ее голос нес тепло, даже спустя столько лет. – Хотя забудь. Ты явно не поедешь в Южную Корею.

– Не думаю, что это хорошая идея, но мне нравится. Безрассудно.

Всполохи, вспышки, озарения. Он не знал правильно названия этим секундным воспоминаниям.

А еще был день о котором не хотелось вспоминать… День, когда она спрашивала его, а он просто уходил от ответа. Маленький конец света. Второе января двух тысячи первого. Они выбрали Америку, просто ткнув на карту и решив, что именно туда им обоим будет удобно добраться первого января.

Все было как обычно: два соседних номера, минимум разговора о семьях. Лишь их общие интересы и какие-то пустые милые разговоры.

– Ты весь день какой-то далекий, – она дернула ручку, чтобы войти в свой номер и привести себя в порядок перед ужином. – Что-то случилось?

Куроки улыбнулся и легко щелкнул по раскрасневшемуся от холода носы. Не стоило им так долго гулять по центральному парку. Он чуть не сказал ей правду и так же не знал, что именно его остановило. Наверное, страх перед будущим. Был один день. И пусть он будет волшебным.

Куроки наклонился и поцеловал Анну. Она чуть подалась назад, увлекая его за собой в комнату, подальше от глаз и камер.

– Это был не ответ, – девушка положила ему руки на плечи