Старик взглянул на неё, его древние глаза были водянисто-голубыми.

Диса кивнула ему. Она не стала ходить вокруг да около.

– Я хочу отправить детей, женщин и серьёзно раненных в безопасное место. Ты можешь переправить их через Скервик и показать дорогу до дома Человека в плаще?

Старый Хюгге не ответил. Он продолжал смотреть на неё, а потом перевёл взгляд на пустой, туманный воздух за её плечом. Девушка задумалась, не совершает ли ошибку, может, смерть сына лишила его рассудка. Но наконец старый моряк кивнул.

Диса повторила жест.

– Через час они все будут готовы.

Она уже хотела повернуться, но замерла, когда рука старого Хюгге потянулась к ней. Его хватка была очень слабой, а кожа – жёсткой, как песок.

Сквозь дым из трубки он заговорил мягким от старости голосом:

– Твоя мать гордилась бы тобой, девочка.

Диса улыбнулась.

– Я знаю тебя всю свою жизнь, – сказала она, сжав его руку сильнее, – и ни разу не слышала, чтобы ты говорил.

– Мне нечего было сказать.

– До этих пор?

– До тех пор, когда тебе надо было что-то услышать, – ответил он. – Мой мальчик расскажет ей, когда увидит у дверей Сессрумнира, зала леди Фрейи, или на лугах Фолькванга. Он расскажет, какой ты стала. И она будет так гордиться.

Диса почувствовала, как её сердце сжимается от горя. Из её горла вырвалось рыдание. Девушка снова кивнула и вытерла глаза другой рукой.

– Я скучаю по ней.

– Мы скоро увидимся, – старый Хюгге последний раз сжал её руку и отпустил. Он снова ссутулился, его седая голова окуталась трубочным дымом, пока он вспоминал давно минувшее…

Гримнир проснулся от шума женщин и детей. Он приоткрыл здоровый глаз и уставился на людей у двери дома. Они упаковали все свои пожитки в свертки, сундуки их матерей и корзины отцов. Всё, что собрали с нижнего уровня и принесли сюда на хранение, теперь вынесли из дверей Гаутхейма в туманное утро.

– Куда, Имир вас побери, вы все собираетесь? – прохрипел Гримнир. Он выпрямился на сиденье ярла, расправил плечи и встал. – Я спросил, куда вы, свиньи, идёте?

Ему ответила Диса.

– Я отправляю их в безопасное место, – сказала она, подходя сбоку. Девушка несла рог с вином и поднос с жареной козлятиной. Он помотал головой и уставился на неё своим грозным взглядом. Она продолжила, не обратив на это внимания. – Детей, стариков, женщин, которые не сражаются, и раненых. Старый Хюгге объединит три лодки, чтобы переправить их через Скервик.

– И что там? – спросил Гримнир Дису, когда она передала ему вино. Он выпил его залпом и набросился на козлятину со звериным голодом. – Ещё вина, – пробормотал он с полным ртом мяса. – Я спросил, что там, за Скервиком?

– Твой дом, – ответила Диса. Она налила ему ещё вина из глиняного кувшина.

Ругательство почти что сорвалось с губ Гримнира. Он молча уставился на девушку, а через какое-то время просто пожал плечами.

– Да, – сказал он. – Там безопаснее. Это всё твой план?

На этот раз пожала плечами Диса. Она увидела, как Брингерд с трудом тащит припасы, которые собрала из кладовых Гаутхейма. Диса помогла девушке взвалить сумку на плечи, а затем наблюдала, как та, пошатываясь, вышла за дверь со своей ношей. Гримнир обгрыз последние кусочки мяса с козьей ноги. Наконец Диса сказала:

– Те, кто сражаются, хотят умереть, ну или смирились с этим. Несправедливо судить по нам других. Если кто-то хочет остаться – пускай, но зачем заставлять женщин и детей умирать вместе со своими отцами, сыновьями и братьями? Если мы сможем отвести их в безопасное место, тогда это наш долг.

Гримнир бросил голую кость в огонь и слизнул жир со своих лап.

– Ты удивляешь меня, птичка. – Он пристегнул к поясу своё оружие. – Ну ладно, отведём этих свиней в спокойное место.

Больше часа ушло на то, чтобы вывести женщин, детей, стариков и раненых через задние ворота на пристань, где их ждал старый Хюгге. В тумане можно было разглядеть слезливые прощания между жёнами и мужьями, матерями и сыновьями; отцы в последний раз обнимали своих дочерей, а сыновья с дрожащими губами пытались казаться храбрыми. Диса завидовала им. Если она умрет, кто будет её оплакивать?

Она отвернулась и увидела, как Беркано обнимает Лауфею. Сестры гётов Выдры почти не расставались с тех пор, как прибыли в Храфнхауг. Когда Диса сказала, что одной из сестёр надо отправиться с лодками, чтобы ухаживать за ранеными, она ожидала ожесточенного спора. Но Беркано – старше как минимум на десять лет – с бесконечным терпением взяла сестру за руки и приказала ей уйти.

– Я не могу оставить тебя одну, – сказала Лауфея, вытирая слёзы. Но Беркано была непреклонна.

– Я буду не одна, – ответила она. – Здесь моя семья – братья, дяди и сёстры Ворона. Человек в плаще приглядит за мной, прямо как последние три года. Но нашим матерям и дочерям нужна ты, Фея. Ты должна утешить их боль, прямо как когда-то – мою.

Беркано сдерживала слёзы. Она улыбнулась младшей сестре, которая, казалось, сжимается в комок от бесконечного горя. Беркано взяла её за плечи.

– Ну будет тебе. Мы гёты Выдры, сестра. Последние из нашего рода. Что нам говорила мама? Мы всегда помогаем нуждающимся соседям, потому что однажды этими соседями будем мы. Что ж, нашим соседям нужна помощь, Фея. Они были нужны нам три года назад. Теперь наш черёд.

Среди густого тумана Лауфея сдержала рыдания и отстранилась от сестры. Она распрямила плечи и кивнула; Диса увидела, как та достала что-то из-под туники и вручила Беркано. Лицо старшего гёта Выдры просияло. Это был скальп – каштановый скальп Орма Топора.

– На удачу, – сказала Лауфея, а затем повернулась и поднялась на первую лодку.

Беркано держала скальп, как некое жуткое домашнее животное, когда старый Хюгге отчалил. Он помахал Дисе. Мужчины, ослеплённые щепками или кипящей сосновой смолой, и их жёны гребли, а старый Хюгге держался за румпель. Как только он обхватил изношенную ель своими скрюченными руками, с него будто сошёл десяток лет. Он снова был молод. И когда лодки медленно исчезли в озерном тумане, Диса решила, что именно таким она хочет его запомнить.

Задумчивость Дисы прервал Гримнир, похлопав её по плечу и слегка подтолкнув назад по тропе.

– Идём, птичка.

Ульфрун встретила их на полпути к воротам.

– Вчера ты выдал хитрый трюк, – сказала она. – Какое ещё колдовство есть у тебя в запасе?

Гримнир хмыкнул с недовольным видом.

– Это была всего лишь удача. И та наверняка закончилась. Теперь мы сами по себе. Соберите оставшихся людей и всю еду. Можно устроить пир, пока эти псалмопевцы молятся и зализывают раны.

– Нужно напасть на них снова. На этот раз всем, – вмешалась Ульфрун. Она жаждала крови, особенно того норвежца, который убил Форне. – Убить их, пока они заняты молитвами.