если в предыдущие годы по платежкам выходило не более двухсот пятидесяти тысяч — плюс-минус, — то в последний год сумма подскочила до небес.

Тут как раз заглянула обсуждаемая Катя — чистенькая, горящая энтузиазмом, одетая по-походному:

— Мы тут как раз собираемся в поход на Волчью Яму, не желаете присоединиться?

— Мы потом как-нибудь, — пообещал Станислав, подмигнув, — обязательно соберемся, но попозже.

Вернувшись к столу, заметил:

— Удивительная девица, отбитая на всю голову, про таких правильно говорят: не от мира сего. Живет себе в прошлых веках, других этому учит. И всплывает на поверхность лишь тогда, когда грубая действительность грубо требует заплатить какой-то грубый налог. А что, Лева, может, и в самом деле махнем к ущелью, ближе к вечеру? Попугаемся.

Ответа не последовало: коллега сидел, рассматривая некие с виду совершенно обыкновенные бумаги, да так, как если бы на них кровавыми письменами были начертаны тайны мироздания. Это была простая, довольно-таки слепая ксерокопия с паспорта, страница с фото. Изображена на нем — что вполне ожидаемо — Екатерина-свет Алексеевна, только фамилия ее была Радаева.

— Вот это да-а-а-а, — протянул Крячко, — она, оказывается, тоже Баскервиль… может, сестра?

— Отчества-то разные, — заметил Гуров, — но, если исключить совпадение, то, по всему судя, бывшая жена.

— Тогда получается каша индийская: Лера платит налог на недвижимость, которая принадлежит бывшей ее актуального мужа, и красиво эдак — фух! — испаряется блуждать по лесам, в расстройстве и невменяемом виде. И Радаев, шныряя в этих краях, подвергается нападению, следуя отсюда… или сюда?

Станислав быстро по памяти начертил на бумаге схему происшествия с «БМВ» и задумался, покусывая ручку:

— Лева, глянь. Так?

— Вроде бы да, можно уточнить у дэпээсников.

— Так, точно. Я еще подивился, где он колесо умудрился пропороть, на гладком-то шоссе.

— В любом случае, насколько я припоминаю, машина стояла поперек полотна, так что ехать он мог как сюда, так и отсюда.

— Если тупо предположить, что они на пару что-то злоумышляли против Леры, то придется предположить, что девушка Катя — гениальная актриса, — продолжая грызть ручку, размышлял Станислав. — Она дама нервная, чувствительная, чуть что не так — заикается. А как она восхищалась нашей добротой — не прошли мимо пострадавшего! Кто этот пострадавший — даже не поинтересовалась. Если бы она ждала или проводила, то наверняка хотя бы встревожилась.

— Согласен, не актриса она, — поддакнул Лев Иванович отрешенно. Отложив ксерокопию Катиного паспорта, он снова принялся изучать платежки. И наконец заговорил:

— Дураки мы с тобой, Стас. Дураки и мракобесы.

— Точно ли оба? — уточнил Крячко.

— Абсолютно. Какой Волчий день, скажи на милость?

— Двадцать первое ноября.

— Именно. А первое декабря — последний день уплаты налога на имущество. Уловил?

— Не совсем…

— Стас, платежки могут блуждать по банкам чуть не до десяти рабочих дней.

Некоторое время Станислав все еще обдумывал полученную информацию, потом шлепнул ладонью по лбу.

— Правильно говорят: дурь заразительна. Мы-то с тобой распустили метафизику: жертвоприношения, ритуалы, секты-маньяки! Налоговая недоимка — вот это сильно, как известно, сильнее любого колдунства действует как на живых, так и на нежить…

— Да хотелось бы без метафизики, только с укусами-то как быть? Что за клыкастые собачки на Волчьей Яме?

— А это… — начал было Крячко, вхолостую подвигал челюстью и закрыл рот. — Это не знаю. Извини.

Он вдруг запнулся, потирая лоб:

— Лева, а ты, кстати, не заметил такую интересную Катину особенность: столько всего болтая, она избегает произносить слово «волк»?

— Честно говоря, не обращал внимания, — признался Лев Иванович. — Что, правда?

Глава 25

Ближе к вечеру Катя пригласила на чай. Устроились по традиции в музее, за большим, грубо сколоченным столом, и в таком окружении не могла не представиться возможность поговорить по душам.

— В сущности, я ужасно рада, что вы так вовремя с проверкой, — признавалась она, разливая по кружкам чай крепкий, сладкий, настоящий «купчик», — страсть как не люблю одна оставаться.

— Я вот как раз хотел вас спросить, не боязно ли вам тут, — вставил Станислав.

— Угоститесь пряничком, — предложила Катя, поднося блюдо, на котором деликатесы эти высились горкой. — Не покупные, мы тут выпекаем.

Пряники выглядели заманчиво, не особо ровные, видно, что рукотворные, глазированные, в узорах, и аромат от них стоял неимоверный.

— У вас и пекарня имеется? — Лев Иванович, взявший один лишь из вежливости, попробовал и понял, что возьмет и второй. Очень вкусные.

— Не то что пекарня, но печь работает, занимаемся, — призналась директриса. — Только вы не подумайте чего незаконного…

— Не подумаем, — пообещал Крячко, беря третий, со сгущенкой.

— Люди приезжают в музей или там на занятия, надо же их угостить чем-то от души, не покупным, чтобы тепло рук ощущалось, вот и лепим помаленьку. К тому же я подсобрала немало самых аутентичных рецептов…

Она разъясняла Станиславу тонкости подбора составляющих и ингредиентов, тот заинтересованно кивал, Лев Иванович пил чай и размышлял, глядя по сторонам. Поскольку большинство экспонатов были невелики, представлялось интересным рассматривать их, каждый раз находя нечто новое.

Вот, скажем, печка — только сейчас выяснилась несуразица: трубы у нее нет. «Наверное, какая-то этнографическая особенность. Хорошо, что не тут они пряники свои пекут, иначе такая бы чернота накопилась — ввек не ототрешь». Далее — лапти и корзины, почему-то весло и какой-то диковинный предмет, похожий на циркуль.

Рядом с печкой стоит кровать с красивыми спинками, подушками, сложенными в ряд, прикрытыми тонкой паутинкой кружева. На полу лоскутные коврики, сундуки, плетенные из прутьев, немало и другой домашней утвари: тарелки, держалки для лучины, глиняный рукомойник с лоханью под ним, прялка, кадка, ларь — для муки, видимо, ухват или нечто вроде.

Беседа как раз притихла, и Гуров заметил:

— Необычный ухват, с двумя ручками. Наверное, не очень удобно.

— Это не ухват, Лев Иванович, это как раз форма для пряников, — охотно пояснила Катя. — Вот, взгляните, уникальная вещь.

Она не без труда подняла тяжелую вещь, ухватив за кованые рычаги, развела их, показала узор на пластинах.

— Какой интересный конь — с когтями и зубами, и хвост не метелочкой, — заметил Станислав, проводя пальцем по нутру пресса, гладкому, полированному, лишь по краю видны были какие-то нарезные отверстия.

— Это не конь, Станислав Васильевич, — возразила Катя, — это хищник.

— Волк, поди? — мимоходом спросил Крячко.

Катя отчетливо вздрогнула, но тотчас взяла себя в руки, укорила, то ли в шутку, то ли всерьез:

— Легкомысленно вы себя ведете. Не ровен час накликаете.

— Вы что же, волков боитесь?

— Давайте о чем-нибудь другом, — улыбнулась Катя, подрагивая губами.

— Давайте, — охотно согласился Станислав, — у каждого свои слабости. Вы расскажите лучше про себя, как вы