— За эти годы ты появлялся дома?

— Нет, что ты! Мне еще при переводе на новое место службы дали понять, что от посещения родного города на какое-то время лучше воздержаться, так что отныне я заранее договариваюсь с мамой и сестрой насчет нашего совместного отдыха на юге. Так и живу.

— Сочувствую.

— Ничего, зато мне повезло встретить немало хороших людей в жизни. К тому же я занимаюсь любимым делом, а так везет не каждому…

— Верно. Как говорит мой коллега, шахматист-любитель: ну, зевнул ладью — бывает, но игру-то надо продолжать. А еще посмотри, какая сегодня дивная ночь!

— Согласен.

— Ну, раз так, то начинай говорить девушке красивые слова.

— Что?.. — не понял Кром — кажется, он даже немного растерялся от услышанного.

— Вокруг нас романтическая обстановка, звезды на небе и все такое прочее…  Лично мне спать не хочется, а на такую красоту, что сейчас вокруг нас, я готова смотреть долго. Коньяка у тебя нет — его утащил Яков Иннокентьевич, а чтоб закружило голову, в столь божественную ночь надо говорить только о прекрасном. Раз так, то начинай читать стихи.

— Какие?.. — а вот теперь Кром улыбается.

— Ну, это уж тебе виднее. Хоть о любви, хоть о возвышенном. Можешь даже рассказывать о приключениях своего любимого Конана. Главное, чтоб то, что я услышу, не разрушило очарование этой волшебной ночи…

— Слышь вы, балаболы…  — раздался голос Тимофея Михайловича. — Хватит языком трепать! Если не спится, то по кустикам прогуляйтесь, тем более что до них всего десяток шагов пройти — будет вам там и романтика со стихами, и еще кое-что…

От неожиданности мы с Кромом рассмеялись, а старый охотник продолжал:

— И нечего хихикать. Образование получили, а жизни вас, балбесов, надо кому-то учить. Я по молодости девицам, которые мне нравятся, не стихи читал и не болтал понапрасну, а почти сразу к делу переходил, и в претензиях ни одна не была…  В общем, давайте потише, а то с рассвета нам сразу в дорогу отправляться…

Едва ли не сразу после этой тирады Тимофей Михайлович уснул, а мы с Кромом так и остались сидеть возле костра. О чем говорили? Так сразу и не скажешь, скорей всего, обо всем и сразу, и я даже не заметила, как небо стало светлеть. Наступает утро, а это значит, что нам надо идти дальше.

— Далеко отсюда до вашего зимовья?.. — спросила я у охотника, когда мы собирались в путь.

— Я вас прямо проведу…  — Тимофей Михайлович закинул за спину свой рюкзак. — Надеюсь, обойдется без неприятных встреч.

— Тимофей Михайлович, я все хочу у вас спросить, но забываю…  — Кром тщательно затоптал кострище и теперь заливал его водой. — Почему у вас с собой не было собаки? В тайге без нее сложно…

— Был у меня Дик…  — старик потемнел лицом. — Незадолго до того, как я отправился на Серые озера, он у меня пропал. Я вначале не беспокоился — у Дика была привычка в одиночку бегать по лесу, бывало, что по несколько часов где-то носился, но всегда возвращался назад. А тут как-то убежал — и все! Искал его, звал, да все без толку! Так и пропал мой Дик, а ведь он такой умница был! Мне бы, дураку, еще тогда следовало сообразить, что это предупреждение свыше, но что есть, то есть…  Теперь нового помощника брать надо.

— Понимаю…  — согласился Кром, и повернулся к Коту. — Надеюсь, все обойдется, но…  Патронов у нас осталось немного, так что в случае чего расходуем их экономно.

— Ясно…  — отозвался тот.

Мы вновь отправились в путь, и я надеялась, что хотя бы ко второй половине дня доберемся до зимовья, а там сядем в лодку — и в Раздольное. Побыстрее бы покинуть эти места! Не спорю — тайга, может, и хороша, только вот сейчас в ней поселились те, от кого следует держаться как можно дальше. Да и Кот, бедняга, еле идет, хотя пытается делать вид, что с ним все в порядке. К тому же аптечка у Крома уже наполовину пустая (некоторые лекарства и вовсе закончились), а Коту становится все хуже. Надеюсь, когти у той девицы были не ядовитые…  Ничего, Кот, постарайся потерпеть еще немного, ты сможешь…

Снова кедровник, густая трава, ломкий высокий папоротник, липкая паутина, ельник…  Хорошо уже то, что мошки здесь не было. Правда, долго радоваться этому не пришлось, потому как в одном из распадков мы натолкнулись на самые настоящие тучи гнуса, который с великой радостью накинулся на нас. Эта летающая пакость старалась облепить собой все незакрытые части тела, лезла в нос, глаза и уши. Хорошо еще, что распадок был небольшой, и мы быстро миновали его, но укусы зудели еще долго. А затем мы слушали, как ругает себя Тимофей Михайлович — дескать, он совсем постарел и ослеп, раз не обошел распадок стороной и привел нас на расправу гнусу…

Отойдя подальше от распадка, устроили привал, тем более что мы оказались в чудесном березняке, в котором лишь кое-где росли осины. Все бы ничего, но Кром снова взялся за более чем наполовину опустошенную аптечку, и, скидывая колпачок с очередной иглы, сделал укол Коту и велел проглотить небольшую таблетку. Кажется, с медикаментами у нас совсем плохо. Побыстрее бы дойти до зимовья, а, значит, и до лодки…

Четверть часа на отдых — и снова в путь. Кедры, сосны, полоса давным-давно поваленных деревьев, колючий кустарник, через который пришлось продраться, оставив на руках не один обломанный шип — не страшно, потом вытащу…

Затем мы вышли к ручью. К счастью, он оказался неглубоким, шириной метров пять, с каменистым дном, да и течение быстрым не назвать. Оба берега сплошь покрывали окатыши — похоже, весной, когда тает снег, ручей разливается довольно широко, да и течение явно становится по-настоящему бурным.

— Вот и хорошо…  — Тимофей Михайлович вытер пот со лба. — Перейдем ручей, а там полтора-два часа — и мы на месте.

— Побыстрей бы…

Снова путь по лесу, но осознание того, что скоро все закончится, придавало нам сил. А еще желание как можно быстрей покинуть лес сделало меня невнимательной, во всяком случае, в этот раз я не сразу ощутила наступающий дискомфорт. Лишь спустя несколько секунд поняла, что ощущаю на себе давление чужой воли, которая пытается подавить меня, вселяет страх, панику, желание закрыть глаза и заткнуть уши…  Неужели?..

— Кром…  — даже не