Юсупов никогда не испытывал раскаивания. Через две недели после убийства Распутина он послал своей теще великой княгине Ксении Александровне письмо, где убеждал, что его ни в коем случае нельзя считать убийцей, потому что он «только орудие Провидения, которое дало ту непонятную и нечеловеческую силу и спокойствие духа, которые помогли исполнить свой долг перед родиной и царем, уничтожив ту злую, дьявольскую силу, бывшую позором для России и всего мира, перед которой до сих пор все были бессильны».

Уже после революции, отвечая на вопрос знакомого доктора, бывают ли у него угрызения совести («Ведь вы все-таки человека убили»), без запинки, с улыбкой на устах изрек: «Никогда. Я ведь собаку убил».

После бегства из России Юсупов неоднократно публиковал воспоминания о той ночи. Прожив за границей почти сорок лет, он не овладел ни одной профессией и ни одного дня нигде не работал. Несмотря на это, старый повеса так и «не научился считать деньги». А зачем? Ведь торговля воспоминаниями об убийстве приносила неплохой доход.

Особенно повезло в начале 30-х годов, когда князю удалось сорвать баснословный куш. Тогда он предъявил судебный иск голливудской компании «Метро-Голдвин-Майер» за фильм «Распутин и императрица». Князь узрел в нем «оскорбление чести жены», которая в одной из сцен уступала «интимным домогательствам Распутина». Суд происходил весной 1934 года в Лондоне, продолжался две недели, и Юсуповы получили, как писал в своих воспоминаниях князь, «крупное возмещение». Речь шла о сотнях тысяч долларов. Но вернемся к главному сюжету.

Феликс впервые встретился «с отвратительным мужиком» еще в 1909 году. Поклонница старца-утешителя, известная нам Муня Головина, питавшая «большое романтическое чувство» к молодому Юсупову, познакомила их в своем доме еще тогда, когда имя Распутина не было широко известно. Князь, как истинный представитель столичной «золотой молодежи», интересовался модными течениями и необычными явлениями, занимавшими свет. К числу таких «диковин» и относился проповедник из Сибири. Однако эта встреча не привела к каким-либо регулярным отношениям. Лишь в годы войны антираспутинская истерия толкнула князя на сближение с Распутиным, чтобы «разгадать его тайну». Затем созрело намерение физически уничтожить эту одиозную личность.

Друг царской семьи с первой же встречи проявил большой интерес к «Маленькому» (прозвище Феликса-младшего в придворной среде). В 1915–1916 годах они встречались несколько раз в узком кругу, пили чай, Феликс играл на гитаре и пел очень любимые старцем жестокие романсы. Тот же, в свою очередь, много пророчествовал и вылечил «русского денди» от бессонницы.

Почему же все-таки Юсупов решился убить Распутина? В своих статьях, интервью и книгах Феликс не раз о том говорил, всегда выставляя на первое место некие исторические причины. Особенно часто звучало утверждение, что он пытался «спасти Россию» от злой силы, которую олицетворял этот, «полностью закабаливший царицу и подчинивший своей воле царя» человек, агент врагов России, подосланный Германией. Эту несуразную нелепицу Феликс Юсупов продолжал озвучивать и через десятилетия после тех событий, когда со всей документальной определенностью было установлено, что Распутин марионеткой ни Германии, ни каких-то других «враждебных России кругов» никогда не являлся и «правителем» империи ни минуты не был. Но реальные факты Юсупову были не нужны, и он до самой смерти пребывал в мире сладостной иллюзии, что одолел «врага России», «дьявола по плоти».

Скажи он правду, то оказалось бы, что князь просто пригласил в дом человека и подло его там убил. И никакого величия, никакой патетики, никакого «портрета в истории». Если бы Юсупов признал истинную «диспозицию», кто бы тогда на него обратил внимание, да и на что же, в конце концов, титулованный «рыцарь света» жил бы десятилетия в эмиграции? Поэтому, угождая своему жалкому самомнению, лгал и лгал до самой кончины и при этом, что самое омерзительное, имя Бога постоянно поминал…

На самом деле Юсупов стал «рукой Провидения» лишь потому, что уязвлена была родовая аристократическая спесь. Об этом побудительном мотиве нежно-утонченный герой, конечно же, никогда не упоминал.

По его словам, князь якобы только и переживал, что за «судьбу России», «страдал» за ее будущее. Здесь нужно сделать одно важное уточнение. Для Юсупова-младшего Россия — это исключительно столичные дворцы, ложи в императорских театрах, родовые имения и дорогие рестораны. Никакой другой России он не знал и знать не хотел. Так было в жизни, но в мемуарах все иначе.

«Героизм русских войск был исключительный, неслыханный… Россия чувствовала эти жертвы. Огромная страна в величайшем своем напряжении ощущала, как из ее организма струями бежит сильная и чистая кровь, кровь самых лучших, самых мужественных, радостно умиравших не только за русское, но и за общее дело».

К автору сего патетического монолога о доблести русского воинства на полях сражений Первой мировой войны возникает уместный вопрос: почему же он сам не оказался на поле брани, почему не влился в ряды тех героев, подвиги которых так красочно живописал? Сам Феликс о том нигде не заикнулся, но и без его помощи можно дать документально подтвержденный ответ: князь не хотел идти на войну. Произнеся множество слов о чести страны и армии, не раз укоряя царя и царицу в том, что они «не следовали долгу», сам-то он сделал все возможное, чтобы провести военные будни не на фронте, а в семейных апартаментах.

«Слабовольный царь» безвыездно находился в Ставке, «истеричка-императрица» чуть не ежедневно обмывала и перевязывала раны воинов в госпитале, а Фелюша бездельничал, целыми днями слонялся по знакомым, перемывал кости венценосной чете, бражничал и больше всего был обеспокоен лишь одним: как бы ему не попасть в ряды тех, кто имел «сильную и чистую кровь».

В начале марта 1915 года дочь царя Ольга Николаевна сообщала отцу, что она была в Петрограде и видела в доме тети Ксении Феликса. По наблюдению великой княжны, Юсупов — «сущий штатский», одет во все коричневое, ходил по комнате, рылся в разных шкафах с журналами и в сущности ничего не делал; весьма неприятное впечатление он производит — мужчина в такое время лодырничает».

Вопрос об избавлении Фелюши от долга службы очень занимал «честную», «открытую» и «правдивую» матушку. Она имела по этому поводу беседы с сестрой царя Ксенией Александровной, которая приняла близко к сердцу переживания своей родственницы. Две дамы объединили усилия. К делу привлекли военного министра А. А. Поливанова, а Ксения обещала при случае даже переговорить и с самим царем. В начале октября 1915 года матушка сообщала «милому Феликсу»: «Дело все-таки не сделано. По-моему, самое главное — выхлопотать отсрочку по