все они имеют в виду вас?

— Вы же не думаете, что я отвечу на этот вопрос. Могу только подтвердить общеизвестный факт: немногие представители моей расы интересуются мелкими эфемерными делами вроде тех, которыми занимаюсь я. Они оставили эти игрушки задолго до того, как ваши предки стали отличаться от обезьян.

— Почему же вы не поступили так же?

— Я вижу в действии искусство. А всякое искусство — философский инструмент, с помощью которого мы можем еще на один микроскопический шаг проникнуть в глубины тайны.

Флэндри молча взглянул на Айхарайха, а затем прошептал:

— В моей памяти застряло стихотворение, вернее, перевод с написанного более тысячи лет назад оригинала, которое рассказывает о том, как Пан — вы же знаете наши классические мифы — сидит на берегу реки, болтает ногами и своими козлиными копытами мнет и ломает лилии. Затем он срывает стебель тростника и делает из него дудку, нимало не заботясь о страдании растения. Зато потом звуки музыки очаровывают весь лес. Может быть, вы именно так и представляете свою деятельность?

— Ах да, — ответил Айхарайх. — Вы, наверное, имеете в виду последнюю строфу. — И он прочел низким голосом:

Наполовину зверь великий Пан,

Смеется он у берега реки,

Из человека делая поэта:

И боги плачут о цене блаженства.

Ведь флейте не вернуться в тростники

И смерть — цена такого совершенства.

«Проклятье, — подумал Флэндри. — Нельзя ему позволять себя пугать».

— Друг мой, — продолжал херейонит. — Вы тоже играете дьявольскую роль. Сколько жизней вы сломали и искалечили? Сколько сломаете в будущем? Разве можно винить меня только за то, что каприз истории поместил мою планету в пределах Ройдхуната, а не Империи. Что бы произошло, родись вы среди тех людей, что служат Мерсейе? Поверьте, в этом случае вы бы жили гораздо более цельной жизнью. Вспышка гнева.

— Знаю, — отрезал Флэндри. — Сто раз слышал: Терра стара, истощена, испорчена; Мерсейя молода, чиста и полна свежих сил. Благодарю покорно, даже если это и правда, я предпочитаю проводить дни в распущенности, цинизме и экзистенциальном отчаянии, чем маршировать в ногу и в искреннем восторге кричать ура, когда Славный Лидер проезжает мимо. Кроме того… любой завоеватель, да, любой бескорыстный освободитель обязан поместить на своем щите герб, на котором нарисованы маленькая девочка и котенок.

Он залпом выпил свой коньяк и снова налил. Гнев постепенно утих.

— Подозреваю, — закончил он, — что в глубине души вы думаете то же самое.

— Только не в тех же выражениях, — ответил Айхарайх. — Мы оба больны сентиментальностью. Или состраданием. Простите, не слишком ли много вы пьете?

— Возможно.

— Поскольку вы все равно не допьетесь до того состояния, когда я смогу беспрепятственно снять с вас защитный экран, мне бы хотелось, чтобы ваша голова оставалась ясной. Мне уже долгое время не приходилось наслаждаться беседой о славных делах прошлого Терры или хотя бы об удовольствиях ее настоящего. Давайте поговорим, пока еще светят звезды.}

Наутро Флэндри сказал Сюзетт, что должен несколько дней помотаться вокруг шарика с разведкой, используя кое-какие сверхчувствительные инструменты, но потом вернется.

В чем он сильно сомневался.

Глава 10

Продравшись сквозь лес, Козара вышла к холмистой, покрытой рыжевато-коричневой растительностью долине. Внезапно девушку накрыла тень. Раздалось громкое хлопанье крыльев. Она подняла взгляд и увидела, как на фоне лилового неба к ней спускается диомедианин. Козара остановилась. От усталости у нее дрожали ноги. Лицо обдувало ветром. Пахло влажной землей и, как это ни странно, камнем.

Конец поисков. Сердце Козары гулко бухало в груди. Но что же я нашла? Друзей и кров или возвращение к прежним ужасам?

Туземец достиг земли и оказался мужчиной в портупее, с ружьем и ножом. Он, должно быть, охотился, но поразительное зрелище одинокой, затерянной в глуши человеческой фигуры, заляпанной грязью, со сбитыми ногами, без карты и компаса, заставило его прервать это занятие. Раздались гортанные звуки местного языка.

— Нет, не понимаю, — сказала Козара. В последний раз она встречала воду задолго до того, как выбралась из леса. В горле першило от жажды. — Ты знаешь англик?

— Немного, — ответил туземец. — Как ты? Помочь? — Да… Но…

Нельзя принимать помощь от первого встречного. Он может навести обо мне справки в Четверговой Площадке. Во время пути она снова и снова пыталась собрать воедино обрывки воспоминаний. Сложилось нечеловеческое лицо и имя — Эонан.

— Приведи Эонана. — Она несколько раз повторила это имя с разным произношением, надеясь, что в конце концов слово будет узнано.

— Гайрат мохра. Эонан? К-какой Эонан? Много Эонанов.

Конечно, много. С тем же успехом на Деннице можно разыскивать какого-нибудь Андрея. Но Козара и не рассчитывала на немедленный успех.

— Эонан, который знает Козару Вимезал. Найди и передай ему это. — Девушка нацарапала записку и протянула ее туземцу. — Деньги. — Из туго набитого кошелька, который Флэндри положил вместе с другим снаряжением, она достала банкноту в десять кредитов. — Приведи Эонана — получишь еще денег.

После нескольких неудачных попыток ей наконец удалось добиться, чтобы туземец понял, что от него требуется, и более или менее правильно произнес ее имя. Охотник взял курс на север. Если будет на то Божья воля, он обшарит прибрежные городки и отыщет нужного диомедианина. Если будет на то Божья воля, местные жители хоть и удивятся странному происшествию, но решат, что незачем сообщать в имперское поселение. Если будет на то Божья воля. Она слишком устала, чтобы встать на колени и помолиться. Мария на пути в Египет смогла бы ее понять. Козара уселась на то, что отдаленно напоминало поблекшую траву, но на деле таковой не являлось, съежилась от холодного ветра и погрузилась в созерцание безлесной равнины под тусклым солнцем.

Неужели я и вправду дошла?

Если Эонан жив и остается на свободе, он, возможно, остыл к революции. Да и неизвестно, был ли он когда-нибудь революционером: она могла опираться только на смутное воспоминание о разговоре возле пещеры. Если же он по-прежнему стремится к освобождению своего народа из-под ига Империи, не исключено, что кроме него никого не осталось в живых. А если партизанские отряды все же существуют, Эонан может не знать, где они скрываются. Но даже если она и доберется до них, что тогда? На что ей надеяться?

Козара помотала головой.