Вновь, в который раз, Сталин с горечью подумал о 41-м. Допущенные просчеты, связанные с началом войны, и, как следствие, огромные, невосполнимые потери Красной армии напомнили еще раз о себе. В груди Сталина защемило. Стало труднее дышать.

Вождь приложил руку к сердцу, глубже вздохнул, прикрыл глаза. Однако мысли не отпускали, возвращали в 41-й год.

Его предупреждали о готовящемся нападении Германии, о концентрации немецких дивизий на границе. Информация шла с разных сторон. Но он выжидал. Не хотел провоцировать Гитлера на более раннее выступление. Тем самым дать больше времени стране на подготовку к грозящей опасности. И ошибся…

Сталин поднялся рывком с дивана. Сжал кулаки. Ошибся… Да, ошибся! Но и Лаврентий хорош! Жуков хорош! Почему не настояли, почему побоялись настоять? Угождали мне?.. Трусы!.. Нет, не трусы! Значит, что, враги? Глупость. Что же тогда? Почему, зная правду, подстраивали ее под его мнение, увещевали его? Побаивались его гнева? Нет! Просто верили товарищу Сталину. Верили в его непогрешимость и правоту. Верили, что он всегда прав и ошибок не допускает. Он лидер партии. Он рулевой. Он знает что-то большее, чем они, он знает, что делает, раз говорит не поддаваться на провокации.

Сталину от возникших мыслей захотелось остро курить. Он взял трубку со стола, подумав, отложил. Лень было раскуривать. Взял папиросу. Вспыхнул огонек спички. Осветилось усталое, в оспинах, сероватое лицо вождя. Сделал несколько неторопливых затяжек.

«Почему бы не поверить?» — вновь стал размышлять вождь. Ведь под его руководством в сроки, невиданно короткие, построено новое государство. Через коллективизацию, через индустриализацию он привел страну к социализму и закрепил эту победу в конституции. Что планировал — все построено, все свершилось. Как не поверить вождю и в этом случае? Значит, он один виноват в провале 41-го года? Выходит, один. Спрос истории все равно будет с него. Так уж сложилось на Руси. Страна распадается без сильного правителя. На Руси всегда нужен сильный, умный правитель. И спрос за все просчеты с него. Но и слава победителя в народной памяти остается на века.

Сталин, размышляя об итогах победы, подошел к рабочему столу, на котором лежала большая карта фронтов, снятая накануне со стенки прихожей комнаты. Включил настольную лампу, взглянул на карту. В глазах вождя появились радостные искорки.

«Нет уж более линий фронтов, лишь наколки от флажков и один большой флажок в центре Берлина. Враг повержен. Гитлер повержен. Именно мной повержен. Советским народом повержен. Именно Красная армия стремительными ударами вышла к линии Зигфрида, встретила там американцев и не допустила на территорию Германии. Мы главные победители! Кто это оспорит? Поэтому на Потсдамской конференции будем диктовать свои условия! Прежде всего территориальные претензии к Германии. К СССР должна присоединиться вся Пруссия: и Восточная, и Западная, а не треть с Кенигсбергом, как оговаривалось на Ялтинской конференции. Польше достаточно Силезии и две трети Померании. И этого даже много. Она двулична и всегда будет подыгрывать Англии! Берлин — не четыре контрольные зоны, а одна — советская. Обязательно решить территориальные претензии к Турции. Наше требование благоприятного режима для СССР в Черноморских проливах основательно и убедительно».

Сталин сделал новую затяжку и, постояв в задумчивости над картой, усмехнулся:

— А ведь все началось с Арденн…

В памяти вождя невольно всплыл образ немецкого антифашиста Ольбрихта. «Смерш тогда хорошо с ним поработал».

На стол лег коварный план союзников «Немыслимое» о нападении на СССР после разгрома фашистской Германии. Он, Сталин, извлек пользу из полученной информации. Он позволил Гитлеру обескровить американцев, задержать в Бельгии, не пропустить за линию Зигфрида. Он столкнул лбами лучшие боеспособные танковые дивизии СС, вермахта и англо-американцев. Когда они терзали друг друга, Красная армия, подготовившись, нанесла смертельный удар по Берлину. Капитуляция Германии была предрешена. Сопротивление было бесполезным. Даже оголтелые нацисты сложили оружие, когда их «вождь» — двойник Гитлера, во всеуслышание объявил о капитуляции. Отряд Смерша провел тогда изумительную операцию. В Москву был доставлен не только двойник Гитлера, но и труп этого мерзавца. По счастливой случайности бомбы, сброшенные американцами, угодили в эскорт, следовавший через Арденны в Берлин.

«Собаке — собачья смерть! — подытожил Сталин мысленный разговор и растер окурок в малахитовой пепельнице. — Где сейчас этот Ольбрихт? — подумал вдруг Иосиф Виссарионович. Кажется, Берия докладывал, что он лежит в больнице, говорил, в коме. Надо выводить из комы. Хватит лежать. К США появилось много вопросов».

Что поведает ему прорицатель?..

Сталин взял отточенный красный карандаш. Чуть прищурился. Зрачки потемнели. Не садясь, написал твердым слитным почерком на календарном листе: «США — ядерная бомба. Берия. Ольбрихт», — и поставил жирный восклицательный знак.

…Вот теперь товарищу Сталину можно и поспать. Прожит яркий день — День Победы! А завтра?

Сталин вздохнул, устало произнес:

— Будет день, будет и пища, — подумав, добавил: — Из пепла возрождаться будем, будем строить светлое будущее! Здесь большое поле работы. Все это ляжет на плечи русского народа…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Роман (трилогия) «Чужой для всех» завершен — итог шестилетней авторской работы. Идея написать книгу о войне появилась давно. Рассказ Екатерины Ефимовны Дурасовой (девичья фамилия — Дедушкина), моей мамы, об одном событии начального периода Великой Отечественной войны, произошедшем на Гомельщине и связанном с ее старшей сестрой Верой, окончательно убедил меня в правильности решения.

…Идет четвертая неделя войны. Немецко-фашистские войска стремительно рвутся к Москве, захватывая все новые территории Белоруссии. Оставлены Брест, Гродно, Минск, Витебск. Еще очагово сопротивляется Брестская крепость. Немцы приближаются к Гомелю, окружают Могилев.

По проселочным дорогам Гомельщины то и дело отступают измотанные боями, разрозненные подразделения и группы красноармейцев, иногда тянутся грязные, оборванные колонны пленных бойцов и офицеров Красной армии, нагло двигаются части вермахта.

В один из жарких дней середины июля 1941 года у дома Дедушкиных (лучший дом поселка Заболотное Журавичского района Гомельской области, ныне Быховский район Могилевской области) остановилась немецкая легковая машина. В дом зашли немцы. Среди них высокий молодой красивый офицер. Он был старшим группы, как позже узнали — адъютантом командира соединения вермахта. Он приказал всей семье, а это хозяйка Акулина Сергеевна Дедушкина (Восьмерикова в девичестве), моя бабушка, ее дочери Вера — 18 лет (выпускница средней школы, медалистка), Шура — 11 лет, Катя — 9 лет (моя будущая мама), Клава — 6 лет (моя тетя, ныне 87-летняя жительница города Новосибирска), освободить дом для штаба командования. Бабушка и младшие девочки