усмехнулся. – Конечно, смешно. Скажу честно, воин из меня гораздо лучше, чем фермер. Мне не удавалось вырастить картупель размером больше виноградины. Зато моя жена Иона могла приготовить вкуснейший ужин даже из самого мелкого картупеля. Когда пришли Клыки, они убили мою бедную Иону. Осталась дочь, – он взглянул на Марали, – которая сейчас была бы тебе ровесницей, девочка. Но через год приехала Чёрная Карета, и дочку вырвали у меня из рук. В тот день я поклялся служить Скри. И я пойду на всё, чтобы освободить свою страну. Вы понимаете? Я не постою за ценой.

Джаннер смотрел на него, полнясь одновременно состраданием и гневом.

– Я не знаю, зачем вы нужны Нагу Безымянному, – продолжил Гаммон, пожав плечами. – И честно говоря, мне всё равно. Пока вы не появились, я даже не верил в существование Анниеры. Но если я могу исспользовать вас, чтобы изгнать зло со своей земли, я это сделаю. По крайней мере, вы нам пригодитесь. Утешайтесь этим. – Он опустился на колени перед Марали. – Прости, девочка, но иногда приходится действовать вопреки своим желаниям. Ты сойдёшь за второго мальчишку. – Гаммон положил руку ей на плечо. Марали заметалась, как дикое животное, и Гаммон отпрянул. Он поднялся на ноги и сказал: – Вот и всё. Я пошлю за вами, когда придёт время. Скоро Клыки будут здесь.

Они долго сидели, прислушиваясь к шипению факела и к дыханию друг друга. Пленники пытались высвободить руки из верёвок, но тщетно. Вскоре тишина сменилась всхлипываниями, и Джаннер увидел, что Лили плачет. Ния пыталась говорить с дочерью сквозь кляп, но ничего не выходило.

Когда слёзы у Лили иссякли, она принялась напевать. Свистоарфы у неё не было, и кляп мешал говорить, но мелодия, которая выходила у девочки, была усталой и печальной. Она наполнила комнату, и все сердца – даже Марали – откликнулись ей. Джаннер посмотрел на родных и друзей и заметил, что они плачут. Он закрыл глаза – и увидел яркие цвета.

Перед его мысленным взором всё кружилось и вспыхивало. Он летел над Каменными горами, мимо стаи остроястребов – так близко, что мог бы пересчитать мелкие пёрышки у них на шеях. Затем он снизился и, миновав пасущегося бомнубля, полетел над холмами к югу от Барьера в сторону великой реки Блап. Видение влекло его на юг, к Глибвуду, но Джаннер хорошо помнил по карте, где лежат Фубские острова, и заставил себя двигаться на восток. Видение повиновалось, и картинка качнулась влево. Летя над верхушками дубов, Джаннер мельком увидел внизу реку. Потом земля исчезла, и появился хаос Фингапского водопада.

Джаннер двигался на северо-восток, над Тёмным морем тьмы, пока не заметил кучку коричневых островов неподалёку от побережья Скри. Подлетев ближе, он разглядел корабельные мачты и серые силуэты на палубах. Джаннер хотел ещё приблизиться и напряг разум, но видение как будто сопротивлялось, и мальчик вспомнил слова матери: «Образы, которые ты видишь, когда Лили играет – это дар. Не пытайся его подчинить, но служи ему. Пусть будет так, как задумал Создатель».

Он не стал настаивать и позволил видению вести его. До Джаннера смутно доносилось пение Лили, и он, чувствуя, что приблизился к чему-то важному, надеялся, что она не замолчит.

Он нёсся мимо островов на север, вдоль побережья, туда, где начинались Каменные гор. Плоская пустота Ледяных прерий тянулась до самого горизонта, и Джаннер задумался, что же такое он должен увидеть.

Потом он заметил на горизонте пятнышко. Оно приближалось с каждой нотой и росло, пока он не понял, чтó это. Зрелище было невероятное, удивительное. Джаннер вскрикнул, и Лили тут же замолчала. Чары спали.

Джаннер открыл глаза и увидел серые камни темницы – но видение по-прежнему горело у него в мозгу. Охваченный лихорадочной дрожью, он испустил торжествующий крик. Мальчик сидел привязанный к скамье и подскакивал как ребёнок.

– М-мт! – промычал он сквозь кляп. – М-мк! М-мт!

Все посмотрели на него как на сумасшедшего, отчасти встревоженные, отчасти удивлённые радостным выражением его лица.

– М-мк! – повторял Джаннер снова и снова. Мальчика не смущало, что его не понимают. Он смеялся и мотал головой. Стоило ему немного успокоиться и взглянуть на родных, как у него начинался очередной смеховой припадок – их недоумение казалось таким забавным.

«Что случилось? – гласили лица остальных. – Что ты видел?»

Ему не терпелось им рассказать.

59

Преображение

Артам упёрся ногами в дверь клетки, а спиной в заднюю стенку, стиснул зубы, закрыл глаза – и изо всех сил нажал. В ушах у него гремела зловещая мелодия; он услышал, как один из Серых Клыков крикнул:

– Эй, следите за ним, он пытается вырваться!

Мохнатые лапы схватили его за руки и за ноги; пленника несколько раз ткнули в лицо древком копья, но он снова собрал все силы – и надавил. Прутья были толстые, но Артам почувствовал, что они чуть заметно подались. Это придало ему сил. Снова и снова вспыхивала боль – Клыки пытались остановить его. Колени и спина горели, кости грозили сломаться. Мелодия, доносящаяся из ящика, звучала всё громче, и даже с закрытыми глазами он увидел яркую вспышку…

– Эсбен! – закричал он. И громко запел мелодию, льющуюся из ящика – ту, которую он много лет пытался заглушить.

Больше он не мог бежать от тьмы в собственной душе.

Голоса в голове, которые кричали «трус» и «слабак», постепенно стихли. Артам знал, что он трус и слабак, но уже не боялся этого. Затем заговорил другой голос. Он назвал его «Хранителем трона», «защитником» и «дядей Питом» – и наконец Артам ему поверил.

И тогда он ощутил прилив сил. От очередного нажима клетка разлетелась на куски. Серые Клыки кубарем покатились в разные стороны. Пол усеяли гнутые куски стали.

Окровавленный, запыхавшийся, с горящими глазами, Артам П. Ветрокрыл стоял посреди железного хлама. Он чувствовал боль в спине – возможно, он сломал несколько рёбер.

Дети, привезённые Каретой, разбежались по углам; Серые Клыки съёжились и скулили, как щенки.

Артам сделал глубокий вдох, распростёр руки и издал победоносный крик. И два огромных крыла распахнулись у него за плечами, ещё влажные и блестящие. Они были тёмно-серые, с белыми крапинками и узором в виде алых глаз. Когти хотя и остались острыми как ножи, но сузились и удлинились настолько, что теперь больше напоминали пальцы, а не клешни.

Артам чувствовал себя легче и сильнее – и впервые за девять лет в голове у него было абсолютно ясно. В памяти проносились слова из сотен собственных стихов; он видел лица старых друзей, битвы, в которых сражался,