Между плеч Клыков Артам увидел, как Хранительница камней вытянула руку.

– Ты, мальчуган, – ласково произнесла она. – Подойди.

Он слышал каждый шаг.

Тинк поднялся на помост.

– Тмм-мк! – рыдал Артам сквозь лапу Клыка, зажимающую ему рот. – Тм-м-мк!

Клык ударил его по лицу с такой силой, что перед глазами у Артама всё поплыло.

– Не обращай на них внимания, дитя, – произнесла Хранительница. – Смотри на меня.

– Хорошо, – отозвался Тинк.

– Как тебя зовут, дитя? – спросила она.

Артам застыл. Интересно, что будет, когда Тинк назовёт своё имя? Узнают ли его?

– Э… Клакс, – тихо ответил мальчик.

– Откуда ты родом, Клакс? – спросила женщина.

Тинк молчал. Артам слышал скрип пера: Клык, стоящий у помоста, заносил ответы Тинка в книжку.

– Ничего страшного. Ты пережил трудное путешествие, правда, мальчик? Но оно окончено. Скоро у тебя будет новый дом, новое имя и великая сила. Нравится?

– Да, – тихонько отозвался Тинк.

– Нет! – прокричал Артам из-под лапы Клыка.

«Нет!» – вопил его внутренний голос.

– Тогда войди и больше не бойся, – сказала Хранительница камней.

Тинк вздохнул:

– Хорошо.

Артам услышал, как скрипнула железная дверь. Тинк вошёл, и дверь за ним закрылась.

А потом раздались первые ноты ужасной песни древних камней.

57

Шмели и старые кости

Лили отложила свистоарфу, и видение растаяло.

– Что ты видишь, когда Лили играет? – спросила Ния, подавшись вперёд.

– Картинки, – пожав плечами, ответил Джаннер. – Но не каждый раз. И все три раза это были разные мелодии…

– Три раза? – перебила Лили. – Я помню только раз, с морскими драконами.

– А в другой раз я видел тебя в горах, – сказал Джаннер, улыбаясь при виде изумления на лице сестрёнки. – Я видел всех вас. Я не понимал, что такое передо мной, и сам в это не верил, но я увидел вас среди снега, высоко в горах. И Тинка в клетке у береговиков.

– В клетке у береговиков?! – прорычал Подо. – Так это они сдали его проклятой Карете?!

– Да, – тихо отозвался Джаннер, и Подо глухо зарокотал. А мальчик продолжил: – Мама, почему от музыки Лили я вижу картинки? Это волшебство?

Ния улыбнулась:

– Что такое волшебство? Если спросить у котёнка, почему шмели летают, он, скорее всего, ответит: «Это волшебство». Ануот полон чудес, и некоторые называют их волшебством. Так устроил Создатель. Лили создаёт эти образы не по своей воле, а ты не обязательно должен их видеть. Ты не желал подчинить себе мир – ты просто нашёл то, что нашёл, точно так же как котёнок может обнаружить цветок, в котором сидит шмель. Чудеса похожи на воду из Первого источника. Музыка Лили обладает огромной силой, но, несомненно, эту силу придал ей Создатель, когда соткал мир. Многовековые распри скрыли от глаз то, что некогда существовало повсюду, вот нам и кажется теперь, будто мы открываем тайны.

– Да, – подтвердил Оскар. – Я многое узнал из твоей Первой Книги, Джаннер. И об Ануоте, и о том, как он раскололся. Аньяра – Анниера – была так прекрасна, мой мальчик. Справедливость и счастье украшали её, как драгоценные камни – королевскую корону… – Он снял очки и вытер глаза. – Но Изгнанник Виль положил всему этому конец. Он увидел дары Создателя и подчинил их собственной воле. Впрочем, это произошло гораздо позже, – сказал Оскар, надев очки. – Пока на Анниере царила радость, дети пели песни, от которых цветы меняли цвет. Другие дети сочиняли стихи, от которых, по легенде, камни сами собой сложились в огромные арки городских ворот. Третьи писали картины, которые оживали, если спеть нужную песню или рассказать историю…

– Картины оживали?! – восхищённо переспросила Лили.

– Так гласят легенды, – шёпотом произнёс Оскар, – и я им верю. – Он сияющими глазами посмотрел на Джаннера. – Всю жизнь я думал, что это правда, и никогда не мог умерить боль где-то здесь, между сердцем и желудком, которую ощущал, читая легенды об Анниере. И теперь, когда я с головой погрузился в легенду о Ветрокрылах, меня разрывает от боли, но она кажется сладкой. Я сижу здесь, среди королев, героев и чудес. Да, чудес. Повзрослев, мы перестаём понимать, что мир полон волшебства. Но оно кроется у всех на виду – в музыке, воде и даже в шмелях.

– Я многое повидала, дитя моё, – сказала Ния, и её взгляд сделался задумчиво-отстранённым. – Много чудесных вещей. Старинные истории называют их волшебством, а я называю красотой. И любовью… – Она моргнула и словно очнулась. – Образы, которые ты видишь, когда Лили играет – это дар. Не пытайся его подчинить, но служи ему. Пусть будет так, как задумал Создатель.

В голове у Джаннера теснились тысячи вопросов. Почему мелодии Лили действуют не всегда? Почему Оскар сказал, что только у детей песни, стихи и картины имели силу? Действительно ли Тинка увезла Чёрная Карета? Что им теперь делать?

– Мы будем сидеть здесь и весь день рассусоливать про котят и шмелей? – нетерпеливо спросил Подо. – Если не ошибаюсь, мы собирались обедать.

– Да-да, – кивнул Оскар, потирая пухлые руки. – Может, продолжим разговор за сидром и рыбной похлёбкой? Я многое должен рассказать тебе о Первой Книге, Джаннер! На странице двадцать семь мы с твоей матерью обнаружили старинную мелодию для свистоарфы. Насколько я понял, она называется «Напев Юргена». Представь наше удивление, когда Лили сыграла её и она оказалась похожей на старую колыбельную, которую тебе пела мать. Ты только подумай! – Оскар даже подпрыгивал от возбуждения. – А ещё мы хотим знать, что случилось с тобой и что нам делать дальше. Как выразился великий Р. Т. Кранк: «Учись и думай за едой». И я с ним согласен.

Все рассмеялись. При упоминании о еде в животе у Джаннера заурчало; он вновь подумал о Тинке и погрустнел. Из комнаты они вышли в молчании.

Кимера представляла собой лабиринт круглых туннелей. Поскольку большинство стен было из льда и плотного снега, свет висящих в туннелях фонарей дробился и рассеивался; казалось, что город находится где-то высоко в небе, а не в толще снега, и выстроен из облаков и солнечного сияния. Воздух был неподвижен. Джаннер много дней жил и спал под открытым небом, терпя постоянный колючий ветер, насквозь пронизывающий слои волчьих шкур. Неудивительно, что Кимера показалась ему тёплой.

Восхитительный запах нёсся по ярко освещённому коридору, делаясь сильней с каждым шагом. Игиби и Оскар миновали несколько деревянных дверей, врезанных в прочный лёд ничуть не хуже, чем в настоящие косяки.

– Здорóво, – сказал Подо, завидев двоих кимерцев с вёдрами воды. Длинноволосые и длиннобородые, с волосатой и широкой как у бомнубля