С той стороны дырочка казалась просто трещиной в пластике, но ему все было видно. Видна ванная, если там горел свет. Иногда удавалось поймать момент, когда они стояли прямо перед дырочкой. Иногда он мог видеть их отражение в зеркале на двери позади них. Но главное— он мог их видеть. Все их секреты. Пускай себе шлюхи смеются. Он знает о них больше, чем они думают.

Трудно было сосредоточиться, все расплывалось перед глазами. Он чувствовал головокружение и жар. Головокружение и жар. Отчасти из-за виски, отчасти от возбуждения. Но главное — из-за нее.

Да, она была в ванной, стояла лицом к стене. Но она не заметит его дырочку. Никто из них никогда ничего не замечал. Она улыбнулась, распуская волосы Изогнулась, спустила чулочки. А когда выпрямилась, да, да, она сейчас сделает это, она снимает платье через голову, ткань скользит все выше и выше, он видит ее лифчик, он видит ее трусики, — только не останавливайся, только не отворачивайся!

Но она все-таки отвернулась, и Норман чуть было не крикнул тогда: «Стой, шлюха, не уходи!», но вовремя опомнился; и тут он заметил, что она расстегивает лифчик, стоя перед зеркалом на двери, и ему все видно! Только вот в зеркале мелькали волнистые, искривленные линии, и слепящие огоньки, из-за которых кружилась голова, так что трудно было что-нибудь разглядеть, пока она не отошла немного в сторону. Теперь он видел все…

Она хочет их снять, да, сейчас она снимет их, она снимает трусики, и ему все видно; она стояла прямо перед зеркалом и делала знаки!

Неужели она знает? Неужели она все знала с самого начала, знала про его дырочку в стене, знала, что он подсматривает? Неужели она хотела, чтобы он на нее смотрел, нарочно смущала его, шлюха? Она изгибалась из стороны в сторону, взад и вперед, а теперь поверхность зеркала снова стала волнистой, стала расплываться, и она тоже стала расплываться, он не может вынести этого, он сейчас начнет стучать кулаком по стене, он закричит, чтобы она прекратила, потому что она предается сейчас скверне, пороку, и должна прекратить это, пока он тоже не стал порочным и скверным, как она. Вот чем страшны шлюхи, они сделали тебя порочным, она была шлюха, все женщины шлюхи и Мама тоже…

Неожиданно девушка куда-то исчезла, уши заполнил странный рокот. Он звучал все громче и громче, сотрясая стену, растворяя в себе слова и мысли. Рокот шел изнутри, из головы, и он оторвался от стены, снова опустился на стул. Я пьян, сказал он себе. Я сейчас отключусь.

Но дело было не только в этом. Рокот не утихал, и в нем он мог услышать еще какой-то звук. Дверь конторы открывается. Но это невозможно. Он ведь закрыл ее, верно? И ключ все еще был у него. Как только он откроет глаза, Норман найдет его. Но он не может открыть глаза. Он боится. Потому что теперь он все понял.

У Мамы тоже был ключ.

У нее был ключ от своей комнаты. У нее был ключ от дома. У нее был ключ от конторы.

Вот она стоит рядом, смотрит на него сверху вниз. Может быть, подумает, что он просто заснул. Зачем она вообще пришла сюда? Услышала, как он пошел провожать девушку, спустилась, чтобы шпионить за ним?

Норман откинулся на стуле, боясь пошевелиться, не желая шевелиться. С каждой секундой двигаться становилось все труднее и труднее, даже если бы он и захотел. Рокот немного улегся, мерный шум убаюкивал, словно качая его на волнах. Приятно. Мальчика качают, пока он не уснет, над ним стоит Мама…

Но она ушла. Не сказав ни слова, повернулась и вышла. Больше бояться нечего. Она пришла, чтобы защитить своего мальчика от злых шлюх. Да, так и есть. Она пришла к нему на помощь. Каждый раз, когда он нуждался в помощи, появлялась Мама Теперь можешь спокойно уснуть. Это очень просто. Нужно только погрузиться в рокот и проплыть дальше. Здесь царила тишина и спокойствие. Сон, спокойный сон.

Норман внезапно пришел в себя, резко откинувшись назад. Господи, как голова раскалывается! Он отключился прямо здесь, сидя на стуле, по-настоящему потерял сознание. Неудивительно, что в ушах теперь раздавался мерный гул, какой-то рокот. Рокот. Он ведь уже слышал этот звук. Только когда — час, два назад?

Теперь он понял, откуда шум. За стеной текла вода, кто-то включил душ. Вот в чем дело. Девушка принимает душ. Но это началось очень давно. Не может она до сих пор быть в ванной, верно?

Он нагнулся вперед, отодвинул висящую на стене лицензию. Прищурясь, Норман стал глядеть на ярко освещенную ванную комнату. Никого нет. Сбоку находился душ, но он не мог разглядеть, есть ли там кто-нибудь. Занавески задернуты, ничего не было видно.

Может быть, она забыла про душ и заснула, не выключив воду. Странно, как она может спать при таком грохоте, но ведь ему этот грохот не помешал заснуть только что, возможно, усталость валит с ног не хуже виски.

Так или иначе, здесь как будто все в порядке. В ванной ничего необычного не было. Норман снова внимательно оглядел комнату, и тут он увидел, что случилось с полом.

Из-под душевой на кафель пола натекла вода. Немного, крошечный ручеек, струящийся по белому кафелю. Ручеек воды.

Воды? Но ручеек был розового цвета. И в воде нет крошечных прожилок красного, прожилок, похожих на вены. Она, наверное, поскользнулась, упала и расшиблась, решил Норман. Его начала охватывать паника, но Норман знал, что надо сделать. Он схватил со стола ключи и выбежал из конторы. Быстро выбрал нужный ключ и открыл дверь. В спальне никого не было, но на кровати лежал раскрытый чемодан. Значит, она все еще здесь; Норман правильно догадался, девушка расшиблась, когда была под душем. Придется зайти в ванную.

Только когда он ступил на кафельный пол, Норман вспомнил об этом. Слишком поздно. Панический страх прорвался наружу, но что теперь сделаешь? Все равно он теперь вспомнил…

У Мамы есть ключи и от комнат мотеля.

Когда он отвернул занавеску и увидел изрубленный, скорчившийся на полу кусок кровавого мяса, он понял, что Мама использовала эти ключи.

5

Норман запер за собой дверь и пошел к дому. Одежда висела на нем, словно тряпка. Мокрая, и, конечно, запачкана кровью, а потом его вырвало так, что он забрызгал весь кафель.

Но одежда