Это продолжалось до тех пор, пока она не взялась писать Артёму. Всего лишь написав его имя, ей снова захотелось плакать. Но она решила сначала написать ему письмо наподобие «родительского». Она вспомнила ещё пару интересных историй с её учениками, а потом началось…

… Артём, если ты только попросишь, то я сразу же вернусь. Пожалуйста, будь честен со мной до конца. Я приеду сразу же. Мне здесь не легче. Я просто обманываю себя. Иногда я не понимаю, что делаю в этой деревне. Я должна быть рядом с тобой. Я не боюсь Лизы. Пусть хоть перекидает в меня всю посуду. Она может даже сутками не замолкать, оскорбляя меня как хочет. Я готова приходить к тебе каждый день, помогать и просто быть рядом. Я хочу тебе помочь даже ценой собственного спокойствия, потому что от него нет никого толку вдали от тебя. Артём – ты моя жизнь. Пожалуйста, напиши мне, что думаешь об этом. Я люблю тебя и оставляю на этой бумаге множество поцелуев. Я очень скучаю.

Тата успешно отправила письма в Нижний Новгород и вышла из почты. К этому времени на улице уже начало темнеть. А дорога в Олонки должна была занять около часа. Кажется она попала…

***

Инстинкт самосохранения снова отдалил Тату от переживаний, и она практически бежала до деревни. Заметив в темноте слабые очертания знакомых мест, она облегчённо выдохнула и пошла более спокойным шагом.

В доме Алевтины её встретила хозяйка, Фёдор и Матвей. Алевтина набросилась на неё с расспросами. Они все переживали за неё. Даже Фёдор не унимался и перебивал жену с похожими вопросами. Только Матвей молча смотрел на неё глазами человека, простоявшего часа четыре в очереди и получившим наконец то, за чем стоял.

– Я сама перепугалась, – хватаясь за сердце, произнесла Тата, – немного не рассчитала время. Без фонарей – не дорога, а просто кошмар.

– Татьяна, ты с этим давай осторожней, – грозя пальцем, сказал ей Фёдор. – Дело не только в том, что на тебя могли напасть по дороге. Ты могла просто не найти её в темноте.

– Я буду осторожнее. Пойду к себе… Я очень устала.

– Сперва поужинай, – остановила её Алевтина.

– Я не голодна, – и вдруг её голос охрип. – Я получила письма из дома и мне сейчас хочется побыть одной.

Тата не стала ждать нового потока вопросов и отправилась в свою комнату. Упав на кровать, она снова расплакалась, прижимая письма к груди. Ну что же ей делать? Есть ли смысл здесь оставаться? Мысли об Артёме полностью захватили её голову. Как будто этой недели с момента их последней встречи вообще не было. Он был центром её жизни, а вокруг него крутилась даже её жизнь в Олонках. Произошёл сбой с центром и её нынешняя спокойная жизнь превратилась в такую же мучительную, как и его.

Темнота вдруг стала действовать на неё ещё более угнетающе и Тата зажгла свечу на тумбочке. Нет, не может она так дальше жить! Ну как же ей сделать так, чтобы и ей и Артёму стало легче?

Она смотрела, не моргая на верхушку свечи, когда в её комнату постучали. Это был Матвей. В его руках она заметила бокал и тарелку с чем-то округлым.

– Тата, извини за вторжение. Мы все за тебя волнуемся. Пожалуйста, поговори со мной.

– Конечно, Матвей. Проходи.

Он поставил на тумбочку то, что принёс, и Тата разглядела круглые пирожки и лёгкий дымок от напитка.

– Тебе нужно поесть. Это пирожки с картошкой и сладкий чай.

– Спасибо. Через пару минут, хорошо? – произнесла Тата и провела по щекам; она обнаружила, что её руки после этого остались мокрыми.

– Ты получила плохие новости? – спросил Матвей.

– Скажем так. Ничего хорошего я не узнала. Всё по-прежнему. Ты садись!

Тата приложила подушку к стене и уселась по-турецки ближе к изголовью кровати.

Матвей присел на краешек кровати и та сразу скрипнула.

– Дело в твоём муже? Он болен?

– Нет, он здоров. Тут другое… – она пожала плечами и опустила глаза.

– Тата, если не хочешь – не рассказывай. Но я думаю, тебе станет легче, если ты выговоришься, – он ухватился за заднюю спинку кровати.

– Мне очень нужен совет, Матвей. Мы поговорим об этом, но не сейчас.

– Хорошо. Поешь тогда.

Тата взяла с тарелки пирожок и сделала глоток чая.

Вдруг она услышала щенячье скуление за дверью.

– А это к тебе, – улыбнулся Матвей и открыл дверь.

В комнату вбежал щенок овчарки и сразу запрыгнул к Тате на колени.

– Привет, – поздоровалась она. – Как у тебя дела? Я совсем тебя не вижу.

– И не говори. Уже три дня как он у нас живёт, а ты с ним видишься только по вечерам. Он должен к тебе привыкать, – Матвей почесал у щенка за ушком.

– Если честно, я боюсь того, что он ко мне привыкнет. Я ведь не навсегда здесь.

– Тогда ставь его в курс этого дела. Животные ведь всё понимают.

– Скоро начну.

Тата отломила кусочек от пирожка и предложила щенку. Тот съел его моментально. А потом, улёгшись в кровати посередине, стал следить за ней и Матвеем, высунув язык.

– Завтра возьму его с собой в особняк Роз, – произнесла Тата, разглядывая щенка. – Пусть разведывает территорию. Только не знаю, как к занятиям с ним готовиться. Это же чудо будет меня постоянно отвлекать.

– Не забудь, завтра у тебя выходной и у нас верховая езда, – напомнил Матвей.

– Я помню.

– Хочешь ещё пирожков?

– Спасибо, мне хватит.

– Ну, тогда отдыхай. Точнее отдыхайте, – он потрепал щенка по голове. – До завтра вам обоим.

У Таты эта сцена вызвала чувство лёгкой обиды. Она вдруг почувствовала себя такой одинокой. Вокруг неё здесь были хоть и очень добрые, но чужие люди. Сколько пройдёт времени, прежде чем она сможет с кем-то из них сблизиться? Если бы её жизнь была безоблачна, то она наверное смогла бы пережить это время без дружеской поддержки. Но это было не так…

– Матвей? – она окликнула его, когда он уже стоял в дверях.

– Что?

Она встала с кровати.

– Можно я тебя обниму? – ей показалось, что к нему обратилось её измученное сердце.

– Да, – ответил он и закивал головой так, как будто совсем не удивился её просьбе.

Тата подбежала навстречу его приподнятым рукам, уткнулась в его плечо и снова расплакалась.

– Тата, ну не плачь, – услышала она его голос. – Расскажи мне, что случилось. Всё и всегда можно решить.

Ей было приятно почувствовать тепло