– Всё когда-то бывает в первый раз, мам, и когда он случится – неизвестно. Нам легче, потому что нас живёт целая толпа в одном доме, а она, случись что, даже до никого из нас не докричится.

Матвей обмакнул оладушек в чашку с ярко-бардовым вареньем.

– Ты прав, сынок, – согласилась с ним мать.

– Алевтина, я хочу сказать, что буду проводить в вашем доме исключительно ночи. Днём я буду в особняке Роз, – Тата сделала из бокала глоток, и вкус чая напомнил ей атмосферу весеннего дождика.

– Деточка, без проблем. Как тебе будет удобнее. Пообедаешь сегодня с нами?

– Спасибо. Чая будет достаточно, а поем я дома. Мне нужно готовиться к завтрашним занятиям. Я приду к вам вечером.

– А щенка когда пойдём смотреть? – спросил её Матвей.

– Давай завтра после уроков? Сегодня мне правда некогда.

– Какой ещё щенок? – поинтересовалась Алевтина.

– Я предложил ей щенка Костригиных, – ответил Матвей, дожёвывая оладушек. – Наша гостья не из тех, кто злоупотребляет чьим-либо гостеприимством, даже если оно никому не в тягость. Как только щенок подрастёт, она заберёт его в особняк Роз, и снова будет там жить.

– Ты думаешь, щенок защитит её от призрака? – задала вопрос Алевтина, внимательно глядя на сына.

– Ну попробовать то можно, – потягиваясь, ответил он.

– Можно, можно… – произнесла Алевтина, прижимая одну ладонь к щеке, а другой поддерживая локоть. Потом она стала переводить глаза с Таты на Матвея.

– Ну ладно я пойду готовиться к занятиям, – сказала Тата и встала из-за стола. – Всем до вечера!

Алевтина и Матвей тоже попрощались с ней, и она скрылась за входной дверью.

***

Пока жизнь в Олонках казалась Тате насыщеннее городской. Здесь она окунулась в другой мир и мысли о доме посещали её вскользь.

Во время трёх ночей, проведённых в особняке Роз, Тата вспоминала Артёма перед сном и когда ранним утром открывала глаза. В остальное время она занималась борьбой за выживание.

Но после того как Тата стала проводить ночи в доме Алевтины, её сон стал спокойным, а жизнь упростилась. Ей казалось, что как только она закрывает дверь комнаты Дарьи, то сразу попадает в мир воспоминаний и переживаний. Эта комната олицетворяла для неё покой и безопасность и она сразу расслаблялась, отпуская контроль. Её это и пугало и радовало одновременно. Разве за этим она приехала сюда?

Тата старалась сконцентрироваться на своих уроках. Когда родители её учеников самодельными столами и стульями, а также классной доской заполнили гостевую комнату особняка Роз, она превратилась в настоящую классную комнату. А её ученики оказались очень любознательными. Она впервые видела у детей настолько живой интерес к учёбе. Дети в школе-интернате, в которой она раньше работала, проявляли больше коммерческий интерес к учёбе: они хотели учиться, чтобы потом зарабатывать деньги. Но дети в Олонках смотрели на неё, как дети смотрят в телевизор с любимыми мультиками. С такими учениками у неё почти не было проблем. За исключением разве что усмирения их через чур активной тяги к знаниям.

А ещё Тате было так дико называть своих учеников полными именами. В Олонках же были такие правила. Первое время она еле сдерживала смех, когда обращалась к маленьким детям: Константин, Григорий, Александр, Анастасия, Маргарита, Светлана и так далее.

Спустя неделю после отправки своих писем в Нижний Новгород Тата отправилась на почту. Ей пришлось идти пешком, потому что Матвей и Фёдор в этот день не смогли отвезти её на телеге. Она затратила на это весь день, но цель полностью оправдала средства: на почте сообщили, что ей пришло два письма. Тата вскрыла их за столиком прямо в почтовом отделении.

Письмо от родителей было сильно помято и как будто когда-то намочено. Неужели мама писала ей ответ плача при этом? Тата сама расплакалась, когда читала мамино письмо. Светлана писала, что у них всё хорошо и что они были безумно счастливы получить от неё добрую весточку. Остальной текст письма был о том, что они скучают и теперь будут со спокойными сердцами ждать от неё следующего письма.

Письмо от Артёма Тата вскрыла с ещё более сильным трепетом. Руки у неё тряслись, а сердце выпрыгивало из груди.

Дорогая моя куколка! Мне не передать словами как я был счастлив, когда пришло твоё письмо. Я перечитываю его каждый день и ношу с собой в кармане. Может это звучит смешно, но другого источника радости у меня нет. Я погряз в заботах о Лизе, а она никак не может угомониться. Я сказал ей, что ты уехала, но она мне не верит, представляешь? Она по-прежнему крушит всё вокруг. Не знаю откуда она берёт силы на истерики. Я не обращаю внимания на её выходки. Знаешь, сил уже никаких не осталось. Меня больше беспокоит то, что о моём сыне так и нет вестей. Только мысль о том, что ты есть, не даёт мне сломаться. Я очень рад, что ты хорошо устроилась в новом месте и тебе всё нравится. Я буду ждать твоего письма. Пиши мне так часто, как только сможешь. Вести о тебе поддерживают во мне жизнь. Я очень сильно люблю тебя и скучаю.

После прочтения письма Тата разрыдалась горькими слезами. Жизнь в Олонках моментально стёрлась из её памяти. Какой смысл от того что она бережёт свои нервы живя здесь? Она нужна ему, а он ей. Это был самообман. Нет ничего на свете, способного помочь ей и ему выдержать этот сложный период в их жизни.

Её рёв заметили сотрудницы почты и предложили воды. Тата кое-как сделала два глотка: выпить больше ей не позволило сжатое горло. Ей было неудобно перед молодыми девушками за эту сцену, но они всерьёз забеспокоились о ней и даже предлагали позвать врача.

Немного успокоившись, Тата вышла из здания почты и прошла в парк, который находился через дорогу. Сухие листья шуршали под её ногами. Там она присела на скамейку и опять расплакалась. Её душило это убийственно ощущение беспомощности. Она чувствовала себя никчёмной. Какой от неё толк, если она не может помочь человеку, которого любит?

Но ей надо было взять себя в руки, чтобы сегодня написать письма домой и сразу отправить их. Ей понадобился час, чтобы у неё снова появились силы взять ручку.

Тата начала с письма родителям. Эти строки она постаралась наполнить уверенностью в том, что у неё всё хорошо и парочкой веселых рассказов связанных с её учениками. Эти воспоминания её отвлекли, и последние строчки