– Я просто хочу поговорить… мне ведь тут так одиноко, хе-хе-хе!

Мы зашли в тупик, Леопольд нажал на очередной камень в стене, и открылась тайная дверь. Лестница, к которой она вела, шла наверх. Поднявшись по ней, мы попали в очередной старый коридор. На этот раз на нашем пути встретилось столько поворотов и тайных дверей, что я просто не смогла запомнить путь. Мы шли слишком быстро.

Похититель время от времени начинал что-то напевать себе под нос и слегка покачиваться, как будто танцуя. Смысл этих действий остался для меня непонятным, и я окончательно убедилась, что попала в руки к ненормальному.

– А почему нельзя было поговорить с моими спутниками? – спросила я, заскучав. Мы шли уже достаточно долго и по однообразным коридорам, которые уже начали казаться мне бесконечными. – Почему всегда я? Почему вся нечисть нападает именно на меня, когда рядом дофига жертв побольше и помясистее? Тот же Дейк – мечта, а не ужин! Но все вечно хватают меня, худосочную, костлявую и с дымком! Не раскроешь ли ты мне секрет ваших извращенных вкусов, мистер Нечисть?

– Ну… я искал кого-то одинокого, а на худосочность мне все равно, – опять противно захихикал похититель. – Я выбрал тебя, потому что ты честнее остальных и тебе можно знать кое-что… А им нельзя. Я следил за вами, потому точно знаю.

– Как ты умудрялся следить за нами в поместье? Мы бы тебя заметили, да и наверняка нас бы предупредили Сеймуры. Хотя… – мне сразу вспомнились слова графини о том, что привидение – это не главная проблема… Не этот ли псих, бродящий по склепу, как у себя дома, является настоящей угрозой?

– Обо мне никто здесь не знает… Я… мммм… неофициальный житель поместья, – сообщил похититель. – Неофициальный… неофициальный… прекрасное слово, никогда его не говорил!… Неофициальный…

– Кто же ты такой?…

Вместо ответа псих начал напевать высоким жалобным голосом и покачиваться в такт. Пение отдавалось по пустым коридорам грустным свистящим эхом. Казалось, что песенка звучит ото всюду, и поет ее не один человек, а хор привидений.

Странный похититель пел ту же самую мелодию, какую и раньше, только чуть громче. На этот раз я слышала слова странной песенки… Но лучше бы не слышала. От них мне стало еще более жутко.

– Тень и шорох, призрак и мираж…

Урод и заморыш в каменных стенах.

Крыса в подземелье, пленник темноты,

Я дитя легенда о преданной любви.

Привратник коридоров и потайных ходов,

Любимец ненавистный, братец пауков…

Псих продолжал распевать эту жуткую песенку снова и снова. С каждым новым повторением я понимала, что влипла, как никогда.

– …Эту песенку сочинило про меня местное привидение, – вдруг объяснил сумасшедший. – Когда оно ее пело и эти чудесные слова отдавались хрустальным эхом по коридорам… ах, это было так прекрасно!

– Ты говоришь о… Дороти?

– Да, именно о ней!

– Ты тоже привидение, усилившее себя с помощью ритуалов?

– Хотел бы я быть привидением… но это не так. Я живой…

– И кто ты тогда такой?

– Я спел тебе это десять раз, пока шел! – неожиданно возмутился он.

– Я ничего не поняла.

Вдруг мы остановились. Я попыталась обернуться и посмотреть, в чем дело, но странный головной убор похитителя закрывал весь обзор. Я лишь услышала, как ключ повернулся в скважине, щелкнул замок и скрипнула очередная дверь.

– Все, мы пришли. Вот здесь я живу!

Сказав это, он опустил меня на пол и развел руками, как бы приглашая.

– Добро пожаловать, чувствуй себя как дома!… Я ведь правильно сказал? Никогда не приводил гостей, это так волнующе! Хе-хе…

Сумасшедший привел меня в большую, просто огромную комнату, которая, видимо, заменяла ему дом.

Мой огненный шарик влетел в помещение и повис над потолком, теперь здесь царил полумрак. Хотя даже с освящением я не могла видеть все предметы обстановки, находясь в одном углу. Чтобы все разглядеть, надо было встать в центре… Но и того, что я увидела, хватило для представления о том, как живет мой «гостеприимный» похититель.

Здесь было очень уютно, все необходимое для жизни и даже комфорта. У хозяина явно был талант, а иначе как бы он смог из старой мебели, тряпок, напоминающие старые шторы, изъеденные молью, и шкур сотворить такую потрясающую комнату? Вышло мрачно, но все же я поймала себя на том, что одобрительно поджимаю губы: мне тут понравилось! В самом деле понравилось, куда больше, чем в богатых комнатах Сеймуров… да и в любых знакомых мне комнатах этого мира.

– Неплохо, – одобрительно заметила я, осматриваясь. – И что теперь? Где же ты будешь меня резать? Пытать? Что у тебя там еще по плану? Где стол, уляпанный кровью предыдущих жертв, предположительно двух мальчиков, забравшихся в склеп? Где инструменты пыток? Или ты предпочитаешь вручную?

– Стол вон там, в углу. Проходи! Я сейчас чай поставлю, пирожки в печку суну! А два мальчика, которые были тут недавно, они уже давно наверху, я отвел их обратно в деревню: они с дури в лесу заблудились, хе-хе-хе… глупые такие были! – рассказал он, разматывая все те многочисленные широкие старые шарфы, которыми он укутался для «выхода в свет».

Когда на чудике остался лишь его серый балахон, я смогла получше разглядеть своего похитителя.

Конечно, в том, что он какой-нибудь нелюдь, я была уверена и до этого, но теперь… я даже не знала, что и думать. О таких странных нелюдях я еще не слышала.

Существо очень сильно напоминало человека, но все же что-то с ним было не так. Танцующие движения, шипящий голос, странный акцент… он был чем-то другим. Возможно, и впрямь уродцем.

Первой странностью, которая бросалась в глаза, были его двухцветные от природы волосы. Казалось, это чучело не стриглось ни разу в жизни: они уже давно достигали пола. Волосы были серые, то ли от пыли, то ли от краски, то ли от рождения. Между ними попадались каштановые пряди.

Чудик был очень высокий и худой. При росте не меньше двух метров он весил, наверное, не больше шестидесяти килограмм, если не меньше. Однако, по выглядывающему из балахона плечу было видно, что странный парень вовсе не умирает от истощения. Он просто такой.

Пока я его разглядывала, чудик отправился вглубь своей комнаты, где я, прищурившись, смогла различить оборудованную по всем правилам небольшую кухню.

Теперь я заметила в чудике еще одну странность – его движения и походка. Тут же вспомнилось, что пока мы шли, меня совсем не трясло, как будто он не шагал, а скользил по полу. Он