Все понимали: зародившийся много лет назад конфликт зашёл слишком далеко и уже начал ломать жизни даже тех, кто не принимал непосредственного участия в нём. Одни винили Феанаро из-за его горячности и несговорчивости, другие — Финвэ из-за бездействия, третьи — Нолофинвэ, называя его подлым интриганом, и только сам Феанаро Куруфинвэ осмеливался вслух обвинять во всём Валар, утверждая, что владыки мира не в состоянии править свободным народом, а рабами гордые Нолдор никогда не станут.

***

Индис произносила слишком много неприятных слов. Королева то уговаривала, то злилась, то угрожала, то плакала… По сути, менялась лишь интонация, слова оставались одними и теми же:

«Усмири сыновей! Они слишком далеко зашли в своём соперничестве! Сделай ближайшим советником Арьо: он умный и спокойный, не станет сеять раздор. Арьо уважает Валар, любит нас, ценит свой народ, бережёт то, что имеет. Владыка Манвэ поддержит наше решение, вот увидишь! Только не дай нашему мальчику втянуться в глупую игру старших братьев! Они его погубят!»

Король почти не слушал жену. Он смотрел на прекрасные золотые волосы королевы, её сияющую бархатистую кожу, изящное тело, чуть заметно просвечивающее сквозь бело-голубую с серебром сорочку и мысленно делал ещё одного наследника. Со старшими столько проблем… Вот бы снова играть с малышом и называть его сыночком Финвэ!

Во время очередной гневной тирады, когда Индис вывело из себя невнимание мужа к её словам, королева оказалась лежащей на спине среди шелковых простыней с задранной до шеи сорочкой. Губы и руки мужа ласкали её, и это было приятно, хоть и совсем не то, чего она добивалась.

— Ты опоздаешь на совет! — с придыханием произнесла Индис, подаваясь навстречу страсти, чуть приподнимая бедра, двигая ими в такт с супругом, принимая в себя творящую мелодию любви.

— Я могу вообще на него не ходить, — прошептал Финвэ, переворачиваясь на спину и сажая Индис сверху. — Всё давно решили за меня.

Король помогал ускорить движения, поддерживая округлые ягодицы жены горячими ладонями. Чувствуя приближение пика, Финвэ остановился, поставил Индис на колени, опуская ее голову на подушку. Лаская жену ловкими пальцами, он завершил акт любви и, ловя последние мгновения наслаждения, упал на подушки.

Алый шелк придавал белой коже эльфа странный оттенок, Индис раньше не замечала этого. Ей показалось, что её муж слишком бледен, кожа кажется безжизненной на фоне мокрого красного белья.

«Надо выпить», — с ужасом смотря на закрывшего глаза неподвижного Финвэ, подумала королева и встала с постели.

— Дорогой супруг, мой король, — произнесла Индис, отхлебнув вина из хрустального бокала, обвитого золотой змеёй, — тебе пора.

— Не хочу.

— Но ты не можешь!..

— Я король. Я могу всё.

Хитро усмехнувшись, Финвэ посмотрел на реакцию королевы, довольный удавшейся шуткой.

— Ладно, раз я такой никудышный любовник, что меня прогоняет из постели собственная жена, пойду делать счастливым мой народ. Может, они оценят мои способности.

— В постели?! — Индис раздражали подобные шутки Финвэ.

— Ради своего народа я готов на всё. Ты же знаешь.

Индис налила вина. Изумрудные глаза золотой змеи на бокале сверкали в проникающем сквозь шторы свете Древ, словно живые.

***

Времена, когда эльфов в Амане было немного, давно миновали, и, вопреки ожиданиям Валар, множилась вместе с населением не только красота и гармония.

Рукотворных вещей становилось всё больше, и это нравилось Владыке Ауле, но Владычица Йаванна печалилась, видя, как её создания постепенно перестают восприниматься как искусство, превращаясь в расходный материал.

Майя Эонвэ не имел права голоса, он был лишь гонцом, передаточным звеном между Вала Манвэ Сулимо и эльфами, обязанным рассказывать всё, что говорится про владык Арды среди населения. И рассказывал.

Образы Валар все больше обрастали сказками, домыслами и откровенной ложью, что было совершенно безразлично одним, но вызывало в разной степени раздражение у других. Если Владыка Манвэ спокойно реагировал на шутки в свой адрес, роняя слёзы умиления, слушая про слишком пламенную и слащавую любовь к эльфам и бунтарю Мелькору, то Владыка Намо Мандос был крайне недоволен, потому что его, стража порядка, того, кто может в случае необходимости смирить даже другого Вала, превратили в волшебника, воскрешающего из мёртвых. Однако в итоге оказалось, что именно эта сказка лучше всего держала эльфов в покорности, давая столь необходимую им надежду на вечность, и в итоге открывать правду запретил сам Владыка Манвэ, ведь, если Эру Илуватар узнает, что его любимые дети подверглись опасности по вине неумех Айнур… чертоги Мандоса и его верной свиты покажутся прекраснейшим местом. Да, надежда на вечность умаляет ценность жизни, но пока проблем это не создавало.

Майя Эонвэ размышлял о том, что Мелькор, по слухам, очень популярным в Валиноре, сильнейший из Валар, раньше позволял себе жёстко критиковать неудачные на его взгляд идеи и творения братьев и сестёр и даже уничтожал их нещадно. Однако теперь, после того, как бунтарю продемонстрировали, что он уступает совместной мощи Айнур и что стоит им объединиться, быть справедливому суду, Мелькор присмирел и к творениям братьев и сестёр стал относиться уважительно, независимо от своего о них мнения, перестал быть честен и, улыбаясь, хвалил работу всех и каждого, а что при этом думал, неизвестно. Майя Эонвэ понимал лишь одно: Мелькор хотел быть главным, но ему всегда не хватало терпения на сложные творения, которые и являются поистине великими. В итоге он стал дорабатывать созданное братьями и сёстрами, но… что-то пошло не так. Например… всё.

Приняв облик эльфа из Третьего Дома Нолдор, чтобы не привлекать к себе внимание, Майя Эонвэ вошёл в просторный зал. Когда-то многие Валар и их посланники так поступали, чтобы знать происходящее среди их подопечных, однако теперь эльфов стало слишком много, наблюдение практически потеряло смысл, если не заниматься слежкой непрерывно. Но кому это надо?

О том, что среди присутствующих на совете будет посланник Валар, точно не знал никто, однако Нолофинвэ, упросив о тайной встрече с Владыкой Манвэ, долго объяснял необходимость нахождения здесь хоть кого-нибудь из Валар или их помощников.

«Феанаро ничего не сможет сделать, беспокоиться не о чем, — уверял разнервничавшегося принца Нолдор Владыка Манвэ Сулимо. — У него нет и не будет ресурсов для воплощения планов. А гордыня, не найдя должной отдачи, перегорит в его пламенной душе».

«Но кого ещё зацепит этот огонь?» — вопрошал Нолофинвэ, не получая ответа. Сын Короля так и ушёл ни с чем, не зная, что Валар