особенно жесткой; именно этим объясняется то обстоятельство, что подавляющее число юбилейных очерков и статей пишется литературоведами, аффилированными с ЦК или состоявшими в его штате.

Кроме того, щедрая заработная плата позволяла многим ученым-литературоведам намного меньше заниматься собственно литературным трудом; к тому же от написания книг и статей многих отталкивала мысль о том, что за их опубликованные работы (а иногда, как показывает знаменитое саратовское выступление Е.В. Тарле, даже за публичные лекции) авторы могли стать объектом проработок. Именно поэтому подавляющее большинство печатной продукции тех лет в области историко-филологических наук отражает предмет крайне тенденциозно и политизированно. В этом контексте любопытны строки 1930 г. из записной книжки Л. Я. Гинзбург:

«…Об этом любопытно говорил Гриша [Гуковский]. После революции литературный труд был один из самых выгодных. Еще год-два назад оплата даже в 150–180 рублей за лист казалась нам высокой. Сейчас это вообще небольшие деньги, но главное, литературный способ добывания этих денег перестал казаться выгодным и соблазнительным сейчас, с прекращением безработицы, с огромным повышением спроса на интеллигентный труд, с необычайным улучшением оплаты педагогического труда (на рабфаках, вечерних курсах и т. п.). У Гриши очень простой и убедительный расчет: при четырехрублевой оплате академического часа, 16 часов в декаду дают 190 рублей с лишним, притом это гораздо легче, чем написать печатный лист. Прибавьте сюда еще всяческие подробности: неудобство всегда неверной гонорарной системы заработка, неаккуратную выплату; опасность того, что вас не напечатают, уверенность в том, что вас обругают и что во всяком случае вы не услышите ни одного доброго слова.

– Представьте, – говорил Гриша, – что вы выпускаете книгу. Всерьез научной книги вы сейчас не напишете, а если напишете, ее не возьмут. Но вот книга, которую вы можете напечатать… Что она вам даст? Чести она вам не прибавит. Вряд ли доставит удовлетворение. Она даст деньги, которые вы можете заработать менее хлопотливым способом. В сущности, что она вам принесет? Я: – Неприятности»[655].

С другой стороны, если ученые могли преподавать, то собственно писатели были поставлены в более жесткие условия: литературный труд был почти единственным средством их заработка. Однако многие литературоведы и критики (по преимуществу шедшие в ногу с советской идеологией) не испытывали мук творчества, выпуская сочинение за сочинением. За свой литературный труд они также щедро вознаграждались.

1940-е гг. отличаются серьезным ростом сумм, которые выплачивались писателям в качестве гонораров. Особенно важно в этом ключе подписанное А. Н. Косыгиным постановление Совета министров РСФСР № 540 от 12 июля 1944 г. «Об авторском гонораре»[656], которое вводило со дня его подписания новые ставки (окончательная тарификация по суммам гонорара происходила после выхода произведения в свет, т. е. ранее заключенные договоры с издательствами подлежали корректировке по части выплат авторам). Приведем фрагмент из этого постановления (см. табл. 4).

Таблица 4

Ставки авторского гонорара за литературное творчество, 1944 г.

Если постановление 1944 г., указывая широкий диапазон оплаты произведений в одной группе, не дает необходимых комментариев, оставляя окончательную ставку выплат авторам на усмотрение издательств, то в 1947 г., на волне идеологических кампаний, необходимая ясность была внесена. 15 июля 1947 г. Совет министров РСФСР принял постановление № 521 «Об авторском гонораре за литературно-художественные произведения»[657]. На сей раз правительство указывало основные критерии оценки произведений:

«В целях упорядочения существующих ставок авторского гонорара за литературно-художественные произведения и критические работы, ликвидации обезлички в оплате литературного труда и поощрения писателей, создающих произведения высокой художественной ценности, Совет Министров РСФСР постановляет:

I. Установить три категории оплаты литературно-художественных произведений, в зависимости от их идейно-художественной ценности. По высшей категории оплачивать только выдающиеся произведения, по второй категории – хорошие произведения, удовлетворяющие высоким идейно-художественным требованиям, по третьей – удовлетворительные произведения, а также произведения начинающих писателей».

Вместе с тем были несколько скорректированы в сторону увеличения ставки гонораров, а также отдельной графы удостоились многочисленные в те годы рецензии (см. табл. 5).

Таблица 5

Ставки авторского гонорара за литературно-художественные произведения, 1947 г.

Здесь стоит сказать, что в действительности это постановление не изменило гонораров, которые получали ученые-литературоведы за свои печатные работы. Если раньше они чаще всего получали по верхней границе гонорара, то с 1947 г. они могли претендовать, за редким исключением, лишь на вторую категорию, ставка по которой как раз равнялась бывшей максимальной величине. Ведь мало какое издательство осмеливалось считать тексты ученых-литературоведов «выдающимися произведениями», ибо так могли быть названы только сочинения политических или литературных классиков.

Особенно интересна в этом контексте позиция руководства страны, т. е. Сталина. Весной 1947 г. группа советских писателей, недовольная суммами взимаемого с них подоходного налога, обратилась к Сталину с жалобой на Министерство финансов СССР. Потребовалось, чтобы министр финансов А. Г. Зверев, заместитель Председателя Совмина Н. А. Вознесенский, генеральный секретарь правления ССП А. А. Фадеев пришли к единому мнению по этому вопросу.

Суть состояла в том, что литераторов беспокоила не столько ставка налога, сколько прогрессивный налог с сумм, превышающих налогооблагаемую базу. Начальник отдела финансов Госплана СССР Д. С. Бузин докладывал А. А. Фадееву, что «средняя месячная заработная плата рабочих и служащих по всему народному хозяйству в 1946 году составляет менее 500 рублей в месяц, или 6000 рублей в год»[658]. При этом подоходный налог, взимаемый с различных слоев населения при заработной плате в 2500 руб. в месяц (высшей на то время заработной плате работников народного хозяйства), был следующим: 11,1 % с рабочих и служащих, 11,7 % с литераторов и работников искусств, 31,4 % с лиц, занимающихся частной практикой, и 40 % с некооптированных кустарей[659]. Максимальная ставка в 13 % взималась с литераторов начиная с 3000 руб. годового дохода. Но в 1946 г. более двадцати членов ССП получили за год более 100 000 руб. совокупного дохода, причем возглавили этот список писатели, чей годовой доход перевалил за миллион. Конечно, деятели литературного фронта оказались недовольны, поскольку кроме снятия общей ставки налога со всей суммы, Министерство финансов взимало дополнительно 18 % с суммы, превышающей 50 000 руб., и 55 % с суммы, превышающей 300 000 руб. Именно эти 55 %, взимание которых не производилось более ни с одной из налогооблагаемых групп, побудило их написать Сталину и потребовать их – граждан Страны Советов – приравнять по всем правам, в том числе и по налогообложению, к рабочим и служащим; особенно они напирали на то, что облагаются налогом как кустари (к которым, к слову, применялась еще большая ставка). А поскольку в 1943 г. никто даже и не думал прописать в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 30 апреля налогообложение таких гигантских сумм у