и надолго, высматривая добычу. Впрочем, он не внушил принцу ни уважения, ни любви. Это был самый обыкновенный воздушный пират, хвастливый и чванный, который только и толковал что о грабеже, разбое и отчаянных подвигах.

Вслед за тем познакомился он с совою. Это была чрезвычайно важная птица с весьма глубокомысленной внешностью, огромною головой и уставленными в одну точку глазами, которая, щурясь и мигая, целый день неподвижно сидела в расщелине стены и слонялась где-то всю ночь напролет. Она мнила себя философом, любила потолковать об астрономии и луне, намекала, что ей не чужды магия и чернокнижие, увлекалась метафизикой; принц нашел ее разглагольствования еще более тяжеловесными, чем рассуждения великого мудреца Эбен Бонабена.

Там была еще летучая мышь, висевшая в течение дня вниз головой в темном углу у основания свода и выбиравшаяся оттуда ужасной растрепой лишь с наступлением сумерек. У нее, однако, относительно всего были какие-то сумеречные понятия: она насмехалась над тем, о чем имела неверное представление, и ничто, по-видимому, ее не радовало.

Кроме них, была еще ласточка, от которой вначале принц был без ума. Она была остроумной, веселою говоруньей, но при этом невероятно непоседливой, суетливой, всегда на отлете. Она почти никогда не задерживалась для сколько-нибудь связной беседы, и в конце концов выяснилось, что она – просто невежда, скользит по поверхности вещей и явлений, полагая, что знает решительно все, тогда как в действительности ничего толком не знала.

Вот перечень тех пернатых друзей, с которыми принцу случалось упражняться в недавно усвоенном языке: башня была слишком высокой, чтобы ее могли посещать и другие птицы. Его новые знакомцы, впрочем, вскоре ему наскучили, ибо беседа с ними очень мало говорила уму и ничего сердцу; вот почему он понемногу вернулся к своему прежнему одиночеству. Миновала зима; в пышном цветении, в зелени, напоенная дыханием свежести, распустилась весна; для птиц настала счастливая пора свадеб и гнездования. Внезапно в сады и рощи Хенералифе, можно сказать, ворвались песни, чириканье и щебетанье; они донеслись и к принцу в уединение его башни. Со всех сторон он слышал все то же: любовь, любовь, любовь – о ней пели, ей отвечали в бесконечном многообразии голосов и звуков. Принц молча и в недоумении вслушивался. «Что представляет собой эта любовь, которой, по-видимому, полон весь мир и в которой я ничего не смыслю?» За разъяснениями он обратился к своему приятелю – ястребу. Хищная птица ответила презрительным тоном:

– Тебе следует обратиться к мирным птицам земли, созданным для того, чтобы служить добычею нам, князьям воздуха. Мое ремесло – война, мое наслаждение – в битвах. Я воин и ровно ничего не смыслю в том, что зовется любовью.

С омерзением отошел принц от ястреба и отыскал сову в ее темном убежище. «Эта птица, – подумал он, – ведет мирную и спокойную жизнь, и она, вероятно, сможет разрешить мой вопрос». Он попросил сову разъяснить ему, что такое любовь, о которой все птицы распевают в рощах внизу. В ответ сова взглянула на него с видом оскорбленного достоинства.

– Мои ночи, – молвила она, – посвящены ученым трудам и исследованиям, а дни – размышлению у себя в келье о том, что я изучила. Что же касается певчих птиц, о которых ты говоришь, я никогда не слушаю их; я презираю их и их песни. Хвала Аллаху! Я не могу петь. Я – философ и ничего не смыслю в том, что зовется любовью.

Принц направился к своду, где вниз головой висела его приятельница летучая мышь; он обратился к ней с тем же вопросом. Летучая мышь наморщила нос, весь ее облик изобразил крайнее раздражение.

– Зачем ты потревожил мою утреннюю дремоту столь праздным вопросом? – сердито пропищала она. – Я летаю лишь в сумерки, когда птицы давным-давно спят, я не утруждаю себя их делами. Я не птица и не животное, благодарение небу! Я обнаружила низость и подлость как тех, так и других; я ненавижу каждого из них в отдельности и всех взятых вместе. Одним словом, я мизантроп и ничего не смыслю в том, что зовется любовью.

Последнею надеждою принца была веселая ласточка; он разыскал ее и окликнул в то мгновение, когда она кружилась над верхушкою башни. Ласточка, как обычно, страшно спешила и едва нашла время, чтобы бросить ему в ответ:

– Честное слово, у меня такая уйма общественных дел, я так занята, что не имела времени подумать над этим вопросом. Ежедневно мне необходимо отдать тысячу визитов, вникнуть в тысячу исключительно важных дел, у меня не остается ни минутки досуга для таких мелочей, как какие-то птичьи песенки. Одним словом, я гражданка вселенной и ничего не смыслю в том, что зовется любовью. – Произнеся эти слова, она нырнула в долину и через мгновение скрылась из глаз.

Принц был разочарован в своих упованиях и совершенно сбит с толку, но его любопытство, встретившись с трудностями, разгорелось с еще большею силою. Случилось, что в то самое время, когда он бился у себя наверху над этим неразрешимым вопросом, к нему поднялся его давний учитель и страж. Принц поспешил навстречу.

– О Эбен Бонабен, – вскричал он нетерпеливо, – ты открыл мне многое из земной мудрости, но есть одна вещь, в которой я сущий невежда, и я хотел бы, чтобы ты ее разъяснил.

– Пусть мой принц задаст свой вопрос, и все, что доступно разуму его преданного слуги, – в его полном распоряжении.

– Скажи мне в таком случае, о глубокомысленнейший из мудрецов, в чем сущность вещи, которая зовется любовью?

Эбен Бонабен, казалось, был поражен громом. Он задрожал и стал белый как полотно, ему почудилось, что его голова едва держится на плечах.

– Кто подсказал моему принцу подобный вопрос? Где он выучился этому нелепому слову?

Принц подвел его к окну башни.

– Послушай-ка, о Эбен Бонабен, – сказал он.

Мудрец принялся слушать. Внизу, в чаще, у самого подножия башни соловей пел своей возлюбленной розе, с каждой цветущей ветки, из каждой рощицы неслись сладостные мелодии, – и любовь, любовь, любовь была неизменной темой всех этих песен.

– Аллах Акбар! Велик Аллах! – воскликнул Эбен Бонабен. – Кто осмелится утверждать, что он в силах скрыть от сердца мужчины эту великую тайну, если даже птицы небесные – и те составили заговор, чтобы выдать ее?

Затем, повернувшись к Ахмеду, он торопливо проговорил:

– О мой принц, заткни уши, не слушай этих соблазнительных песен! Замкни ум от этого опасного знания! Знай, что любовь – причина половины бедствий несчастного человечества. Это она сеет вражду и распри между братьями и друзьями, она виновница