Кива задумалась, сколько случаев нападений на Джарена скрывают от королевы и знает ли она вообще, что творила с ним, пока он не научился защищаться. Кива готова была поклясться, что Ариана понятия об этом не имеет, как готова была поклясться в том, что все жестокие наркотические выходки королевы Джарен принимал на себя, чтобы спасти брата и сестру.

«Я думал, она прекратила, – сказал он после нападения. – Она сказала, что прекратила».

Остановилась бы Ариана на самом деле, если бы знала, какой вред наносит сыну? Или зависимость зашла слишком далеко и бросить не получилось бы? Точно не сказать – и может, именно поэтому дети скрывают от нее правду. Кива сомневалась, что сама поступила бы так же – особенно если бы страдал дорогой ей человек, – но она в любом случае очень сочувствовала тем, кто оказался в такой невыносимой ситуации.

– Выберу тебе идеальную маску под платье, – продолжила Миррин так, будто не было всего этого трудного разговора. – Будешь выглядеть потрясающе, жду не дождусь реакции Джарена!

Кива густо покраснела и торопливо перевела тему:

– Ну, а ты? Уже выбрала платье?

– Да, – подтвердила принцесса, но ее глаза вместо радости тронула печаль. – Это подарок от моей девушки, она подарила мне его еще до того, как… – Миррин оборвала себя, отвернулась и тихо поправилась: – Теперь – бывшей девушки.

– Мне жаль, Мирри, – тихонько сказала Кива.

Принцесса так же ответила:

– Я правда думала, что она – та самая, понимаешь?

Она сказала это с такой болью, что Кива едва не обняла ее, но не стала – сомневалась, понравится ли это Миррин.

– Она хотя бы написала и объяснила, почему хочет расстаться?

Принцесса кивнула:

– Дело в ее семье. Они решили, что мы друг другу не пара.

Кива уставилась на нее:

– Они что, не знают, кто ты такая?

– Знают, и именно поэтому не одобряют, – сказала Миррин. – Очевидно, принцесса в семье им не нужна. Представь себе!

Не успела Кива выразить свое искреннее потрясение, как Миррин продолжила наигранно-бодрым голосом:

– Тут ничего не поделать, зато у меня хотя бы есть великолепное платье на бал. У моей бывшей отличный вкус – вот увидишь, Кива! У тебя прекрасное платье, но мое – просто невероятное.

Миррин с отчаянием глядела на Киву, будто умоляя ничего больше не спрашивать и не расстраивать ее. Но Кива и не собиралась, особенно сегодня, когда принцесса вела себя с такой нехарактерной добротой. Так что она ничего не стала говорить, а Миррин, расписав, какое у нее будет платье, распрощалась.

Оказавшись в одиночестве, Кива облегченно вздохнула, посмотрела на время и удрученно обнаружила, что день перевалил далеко за полдень. Она немедленно переполошилась, вспомнив, сколько еще нужно сделать, но потом поняла, что беспокоиться не о чем. Дорога до Чернотопья и обратно не займет много времени – если только у бабули нет встречи книжного клуба еще и посреди недели, – так что можно не торопиться и расслабиться.

Но, когда ушла Миррин, к Киве вернулась тревога. Она поняла, что ей очень не хватает обыденности. В последнее время она проводила слишком много времени с особами королевской крови и теперь ей отчаянно хотелось пообщаться с кем-нибудь, кто живет не во дворце.

В голове быстро созрел план: поискать в Серебряном Шипе Рессинду и, если она свободна, пообедать с ней, а потом взять лошадей академии и съездить в Чернолесье. Если все пойдет по плану, она вернется задолго до темноты, и никто даже не заметит, что она уезжала из города.

Довольная самой собой, Кива спрятала амулет под свитер и вышла из комнаты. Она поспешила к главным воротам, торопясь покинуть маскарадную суматоху, и чуть не сломала шею, столкнувшись с одним из многочисленных садовников, который развешивал к празднику люминиевые фонарики-капельки на живых изгородях.

Кива прогулялась вдоль реки и почти успокоилась, пока дошла до Серебряного Шипа. В саду Рессинды не оказалось, так что Кива вошла в самую большую лечебницу, где принимали больных и раненых, и подошла к регистратуре.

– Извините, – обратилась Кива к работнику, молодому человеку в квадратных очках. – Я ищу Рессинду Лорин.

– Что с ней?

– Простите?

– Она больна? Ранена? Объясните, с чем она прибыла, и я направлю вас в нужное отделение. А там вам подскажут номер палаты.

Кива покачала головой:

– Нет, это лекарь.

– Ой, – работник поправил очки. – Простите, я недавно здесь.

Он ничего больше не добавил, так что Кива спросила:

– Можете подсказать, где ее искать?

Он равнодушно посмотрел на нее:

– Вы представляете, сколько здесь лекарей?

Затем он опустил голову и вернулся к работе.

Кива, не зная, смеяться или поражаться такой невежливости, развернулась и вышла из здания. Заметив, что несколько студентов вместе обедают на траве, она подошла к ним.

– Извините за беспокойство, – сказала она, – но не могли бы вы сказать, где найти лекаря Рессинду?

В ответ она получила лишь непонимающие взгляды и отрицательные жесты, а один из студентов пояснил:

– Мы новички. Знаем только преподавателей.

Кива вздохнула, поблагодарила и вернулась на дорожку. Раздумывая, куда двинуться дальше, она прошла мимо трех лекарей постарше, но никто не смог подсказать, где искать подругу. Она как раз собралась попытать счастья в остальных корпусах, но запоздало вспомнила: Ресс говорила, что работает по утрам, а утро уже прошло.

Хоть планы пообедать рухнули, Кива решила смягчить горечь и все равно побаловать себя, так что покинула академию и побрела обратно к реке, где угостилась шокобулочкой – или тремя – и порцией поджаренных овощей в соусе. Оставшись совершенно довольна, она вернулась в Серебряный Шип и пошла к конюшням, где, к ее радости, ее встретил тот же конюх, что и в прошлый раз.

Улыбнувшись ему, Кива вежливо попросила оседлать коня. Он с прищуром взглянул на ее одежду, очевидно, обратив внимание, что она не в лекарском халате – и что в этот раз ее не сопровождает Ресс, – но, кажется, узнал ее, пожал плечами и ушел внутрь. Через несколько минут он вернулся, ведя в поводу Пролеску.

– У вас отличная память, – сказала Кива, вручив ему серебряную монетку за беспокойство – спасибо Джарену и королевской казне.

– Вы ей понравились, – робко ответил мальчик. – Подумал, вам понравится снова прокатиться на ней.

– Она тоже мне нравится. – Кива погладила кобылу по шее в яблоках. – Скоро верну ее.

Ее планы будто вовсе его не волновали: он крутанул монету в пальцах и с огромным удовольствием убрал ее в карман, а Кива села на лошадь