И целую вечность спустя из темноты донеслось тихое, почти змеиное:

- Ш-ш-ш...

А потом приглушённый и жуткий слабый смех.

***

Девушка – я не могла воспринимать её как Делайн, сознание отказывалось – напевала, раскачиваясь вперёд и назад, сидя прямо на земле. Даже в неверном переливающемся свете моего огня было видно, какая она худая, истощённая, лицо буквально обтянуто кожей, волосы грязные, будто слипшиеся. Но это не так пугало, как выражение этого лица с заострившимися скулами и впашими глазами. Она бросила на нас беглый взгляд, словно птица равнодушно, мимолётно отметившая прилёт другой – и продолжила качаться, обхватив колени руками.

Под ней была какая-то подстилка, рядом на полу стояла пустая, будто собачья, миска, ведро с чистой водой, ещё одно ведро – понятно, для чего... и цепь, я видела самую настоящую толстую цепь! Металлический браслет туго обхватывал тонкое, как у ребёнка, запястье, с другой стороны цепь крепилась ко вбитому в стену металлическому кольцу. У ног девушки крутилась очередная бурая крыса.

Эймери сжал мою руку.

- Делайн, – собравшись с силами, окликнула я. – Дел! Делайн! Это мы... это я. Хортенс. Кто это сделал?

Она не реагировала. Не отвечала.

Эймери опустился на корточки, перебирал пальцами цепь.

Поднялся, выругался сквозь зубы.

- Кто? – тихо спросила я, а он с досадой отбрасил цепь.

- Не вижу. Кто бы это ни был, но никакой магии, никаких ярких эмоций... Делайн очевидно уже была без сознания или не в себе, а тот, кто притащил её сюда, был спокоен... Но тут был кто-то ещё. Нехорошее ощущение. Возможно, здесь кто-то умер или же… Давай-ка уходить отсюда. Сейчас надо оказать ей помощь, а мне сэкономить силы, ржавить металл – то ещё удовольствие. Делайн!

Ему было нужно взять её за руку, чтобы состарить цепь.

- Делайн, он тебе поможет...

- Нет, – вдруг с мягкой улыбкой, неуместной на этом жутком из-за полубезумного взгляда лице, сказала Делайн. Кое-как поднялась, шагнула к Эймери сама – он не отшатнулся, смотрел на неё, хотя мне бы было страшно до одури, настолько она в этот момент походила на безумную Ройну из сказок – ту, что выкопалась из могилы, чтобы навестить любимого. – Привет, Тридцать первый. Думал, я тебя не узнаю?

- Привет, Двадцатая, – в тон ей ответил Эймери. – Ты выросла.

- Мне было так паршиво, – я едва разбирала, что она говорит. – Я так... виновата. Я не хотела, Тридцать первый. Это всё он, не я!

- Кто – он? – Эймери обхватил таки её запястье с металлическим браслетом, и хотя я понимала, что он просто хочет снять его, хотя я знала, что здесь опасно, что нужно срочно уходить, мне на мгновение стало не по себе. В отличие от меня, Делайн была человеком его круга, его мира. Они понимали друг друга куда лучше, чем мы с ним. Подходили друг другу. И когда Делайн неожиданно обняла Эймери, а он свободной рукой погладил её по острым исхудавшим плечам и спине, я не выдержала и отвернулась.

Только по тихому лёгкому звяканию я понимаю, что Эймери закончил ржавить металл.

- Идём, – он потянул Делайн за руку, но она неожиданно замотала головом и снова заскулила, накручивая пряди сальных волос на пальцы.

- Нет. Я... я же не могу.

- Почему?

- Я должна остаться здесь. Я должна. Я не могу.

Судя по голосу, Эймери терял терпение. Мы не знали, кто её приковал здесь и зачем, но он мог вернуться. И неизвестно, какой властью и силой обладал неведомый похититель.

- Двадцатая, ты сбежала из самого Джаксвилля! Я не смог, а ты смогла! Ты уже столько всего смогла… Ты и сейчас сможешь. Идём.

- Ты не понимаешь! – взвизгнула она и снова истерично расхохоталась. – Я убийца, Тридцать первый! Оставь меня! Иначе – кто знает, что случится?! Может быть, это будет повторяться опять и опять... Уходи. Уходите все! Зачем ты пришёл?! Зачем ты снял с меня это? Верни обратно! Я опасна... Не хочу!

Её голос тонул в земляном полу подземного лабиринта.

- Двадцатая, ты спасала остальных, – деланное спокойствие изменяло Эймери, он явно не хотел оставаться тут больше, ни тащить силой нашу упирающуюся находку. – А как же Тринадцатый? Без тебя он бы сгорел в пожаре Джаксвилля! И остальные тоже…

Делайн словно обмякла, опустила руки – тоненькие бледные веточки с паутинкой едва заметных вен.

- Тогда я была ребёнком, – сказала она. – Но потом... Уходи! Я же клялась себе, что больше никогда…

Эймери подхватил её на руки, как ребёнка, прижимая к груди, и я снова отвернулась, коря себя на все лады: не время и не место было проявлять собственничество, и всё же я старалась на них не смотреть. Мы шли не так уж быстро: хоть Делайн и казалась невесомой, неправдоподобно тонкой, наверное, нести её было весьма неудобно. Я шла впереди, подсвечивая стрелочки-указатели, и слышала, как Эймери тихонько увещевает Делайн успокоиться, как пытается осторожно расспросить, но все расспросы натыкались на очередной стон, приступ хохота или крик.

Жалость и злость душили меня. И стыд. Мы должны были, мы все обязаны были искать её! Она была так близко. И ей было так плохо... Даже если она убила Реджеса... Значит, он сам был виноват! Мы же, в сущности, совсем ничего не знаем.

Эймери говорил что-то тихо-тихо, я невольно вслушалась: он словно читал какие-то странные детские стишки… или заклинание.

Пусть болит у лесной куницы, у дикой птицы, у ежа колючего, у мороза трескучего, у мыша летучего, а у тебя не боли, не коли, под копытом коня в пыли, отпусти печали, пусть ветра их качают, пусть ветра их развеют, до небесного луга, до горящего круга, хоровода соцветий, уноси горе ветер…

- Пусти... сама пойду.

По моим ощущениям мы уже почти подошли к выходу. Я остановилась и обернулась на голос: Эймери осторожно ставил Делайн на ноги. Мне показалось, что её лицо стало уже не таким мертвенно-серым, но дело было не в цвете кожи: взгляд приобрёл подобие осмысленности. А вот Эймери выглядел куда более уставшим, чем ещё полчаса назад, и я вспомнила, что при желании он мог направить свой странный "старящий" дар на ускорение выздоровления. Вероятно, в некоторых случаях это были схожие по сути процессы.

У него даже губы пересохли настолько, что из одной трещинки сочилась кровь.