– Ну, мне легче достать для него серебра, чем жену. Почем я знаю, откуда ее взять? Плохо, что он потерял ту, которая у него была.

Верный человек, примостившись боком на низенькой скамье, чтобы показать, что он знает свое место, сказал смиренно:

– Я только о том прошу тебя, брат моего господина, чтобы ты нашел такую женщину, которая не досаждала бы нашему генералу и сумела бы ему понравиться. Сердце у него странное и скрытное, и он так привязывается к чему-нибудь одному, что привязанность его похожа на безумие. Так он любил ту женщину, которая умерла; он и до сих пор не забыл ее, и хотя после ее смерти прошел уже не один месяц, он все еще помнит ее, а такое постоянство в мужчине нехорошо и вредит здоровью.

– Отчего она умерла? – спросил Ван Купец с любопытством.

Но верный человек был предан своему господину и осторожен в словах, – он собрался уже ответить, но остановился, вспомнив, что люди, которые не служат сами в войсках и которым чуждо все, что касается войны, бывают щепетильны и не так относятся к убийству и смерти, как солдаты, чье ремесло – убивать или быть убитым, если не удалось спастись хитростью. И потому он ответил только:

– Она умерла от внезапного кровотечения.

И Ван Купец на этом успокоился и не стал расспрашивать дальше.

Потом он отпустил верного человека, но сначала велел одному из продавцов сводить его в какую-нибудь маленькую харчевню и накормить свининой с рисом, и когда они ушли, Ван Купец долго сидел и размышлял:

– Ну, на этот раз старший брат сумеет уладить дело лучше меня, потому что, если он в чем-нибудь смыслит, так это в женщинах, а я никого не знаю, кроме своей жены.

Тут Ван Купец поднялся с места, собираясь идти к своему брату, Вану Помещику, и снял с гвоздя серый шелковый халат, который надевал, выходя из дома, и снимал в конторе, чтобы он не так скоро износился, и, подойдя к братниным воротам, спросил у привратника, дома ли сегодня его хозяин. Привратник хотел было вести его в дом, но Ван Купец решил лучше подождать, и привратник пошел справиться у рабыни, а та ответила, что хозяин в игорном доме. Услышав это, Ван Купец отправился в игорный дом, осторожно, словно кошка, ступая по булыжникам мостовой, потому что ночью шел снег и день был такой холодный, что снег еще не растаял, и только посредине улицы была протоптана узенькая тропинка разносчиками и теми, кто выходил из дома по делу или, как его брат, ради удовольствия.

В игорном доме он справился о брате у прислужника; тот ответил, что брат его здесь, и указал на одну из дверей. Ван Купец подошел к этой двери и, приоткрыв ее, увидел, что брат его играет в кости со своими приятелями в маленькой комнате, нагретой жаровней с углями.

Когда Ван Помещик заметил брата, просунувшего голову в дверь, он втайне обрадовался тому, что его отрывают от игры, так как был не слишком искусным игроком, выучившись этому делу довольно поздно. Отец его Ван Лун запретил бы сыну ходить в игорные дома, если б узнал, что он там бывает. А сын Вана Помещика играл ловко и проворно, потому что всю жизнь только этим и занимался, да и второй сын сумел бы в любую игру выиграть горсть серебряных монет.

И потому, заметив брата, просунувшего голову в приоткрытую дверь, Ван Помещик сейчас же встал и торопливо сказал своим приятелям:

– Мне придется бросить игру, потому что за мной пришел брат.

И взяв меховой халат, который он снял в жарко натопленной комнате, он вышел за дверь к брату. Но он не стал говорить, что рад его приходу: гордость не позволяла ему сознаться в проигрыше, потому что умный человек должен всегда выигрывать. Он спросил только:

– Ты хочешь что-то сказать?

Ван Купец ответил по своей привычке немногословно:

– Пойдем куда-нибудь, где можно поговорить, если в этом доме есть такое место.

Тогда Ван Помещик повел его в комнату, где стояли столы для чаепития, и они выбрали отдельный столик, подальше от других, уселись, и Ван Купец стал ждать, пока Ван Помещик закажет чай и вино, а потом, вспомнив, какой теперь час, заказал и сам несколько блюд. Наконец прислужник ушел, и Ван Купец сразу начал:

– Наш младший брат хочет жениться, потому что его жена умерла, и на этот раз он прислал к нам. Я думаю, что с этим делом ты справишься лучше меня.

Губы Вана Купца растягивала скрытая улыбка, но Ван Помещик этого не заметил. Он громко рассмеялся, так что его жирные щеки затряслись, и сказал:

– Что ж, правда твоя: если я в чем-нибудь смыслю, так это в таких делах, – только жене моей не следует этого знать!

И он засмеялся, посматривая искоса лукавым взглядом, как обычно смотрят мужчины, говоря о таких делах. Но Ван Купец не желал шутить с ним и промолчал. Тогда Ван Помещик продолжал, уже более степенно:

– Однако это вышло как раз вовремя, потому что я смотрел городских девушек для моего сына и знаю всех, которые могли бы ему подойти. Я задумал помолвить старшего сына с племянницей правителя нашей области – ей девятнадцать лет, она очень достойная, хороших правил девица, и мать моих сыновей видела ее вышивки и рукоделия. Она некрасива, но хороших правил. Беда только в том, что сыну моему взбрела в голову глупость – самому выбирать себе жену: он слышал, что на Юге делается по-новому. А я ему говорю, что здесь об этом и знать не знают, да, кроме того, остальных жен он может выбрать по своему вкусу. Скоро нужно будет думать и о втором сыне. Что же касается горбуна, то мать его хочет, чтобы в семье был священник, а жалко было бы отдавать в священники здоровых сыновей с прямой спиной…

Но Ван Купец вовсе не интересовался семейными делами брата, – ведь всем известно, что сыновей приходится рано или поздно женить, – это относилось и к его сыновьям; но на такие дела он не тратил времени, считая, что это обязанность женщин, и поручил жене выбирать невест, сказав ей только, что девушки, которых он возьмет в дом, должны быть добродетельны, крепкого здоровья и трудолюбивы. И потому он нетерпеливо прервал брата:

– Но разве девушки, которых ты видел, подойдут нашему брату, и