самом деле он был воплощением "расистского капитализма", который недоплачивал своим чернокожим рабочим и обращался с ними как с домашним скотом.¹³⁶ Опора Оппенгеймера на беззаконную систему труда мигрантов, барачные комплексы на его шахтах, жесткое укрепление трайбализма и разрушение семейной жизни, к которому приводили эти практики, - все это, по мнению студентов, открывало зияющую пропасть между словами и делами их канцлера. Праведный гнев выплеснулся из кампуса на улицы Кейптауна, где студенты несли чучело Оппенгеймера с плакатами, обличающими его как архиэксплуататора. Голод порождает ненависть, дайте права и деньги, не отдавайте на благотворительность - платите достойную зарплату", - скандировали они. Оппенгеймер отмахнулся от их упреков. "Я не обижаюсь на критику, она заставляет вас быть на высоте", - невозмутимо отвечал он.¹³⁷ Несмотря на периодические нападки со стороны студентов, Оппенгеймер и UCT поддерживали взаимовыгодные отношения. Они принесли университету значительные материальные выгоды, включая создание Центра африканских исследований на грант в 2 миллиона рандов от Anglo и De Beers. За ним последовали Библиотека африканских исследований и (гораздо позже) Библиотека канцлера Оппенгеймера. Канцлерство Оппенгеймера, по словам официального историка UCT, придало ему "академический блеск".¹³⁸

 

Деколонизация и условия для прогресса в Африке

 

Оппенгеймер всегда считал себя человеком Африки, наследником Родса, апостолом британского империализма и Содружества. Поэтому он с опаской наблюдал за волной движений за независимость и деколонизацию Африки, прокатившейся по континенту в 1960-х годах. К этой теме он неоднократно возвращался в своих университетских выступлениях. В 1961 году Оппенгеймер говорил выпускникам Натальского университета, что не существует волшебного талисмана, способного превратить "примитивных представителей племен" в "свободолюбивых демократов".¹³⁹ В отсутствие "образованного и искушенного" электората принцип "один человек - один голос" может разрушить свободу, демократию и цивилизацию в колониях поселенцев. Оппенгеймер считал, что колониализм принес Африке значительные выгоды в плане управления, экономического развития и инфраструктуры, а также образования и здравоохранения. Он настаивал на том, что "белые племена Африки" были африканцами, а не европейцами, и сожалел о тех "современных либералах", которые "страдают от чувства вины за колониальное прошлое" и "доктринерски" считают, что для искупления своей вины "они должны поддерживать все черное - включая черные диктатуры".¹⁴⁰ В 1962 году в ходе обширного выступления на лекции памяти Т. Б. Дэви в Университете Южной Африки Оппенгеймер раскрыл эти темы под рубрикой "условия для прогресса в Африке".¹⁴¹ Критический вопрос, заключил он, заключается в том, окажутся ли африканские националисты "способными завершить работу колонизаторов". Станут ли в этих новых африканских странах отдельные мужчины и женщины все более свободными и смогут ли они реализовать свой потенциал? Или же Африка, подобно Европе, когда рухнула римская колониальная система, вновь погрузится в тиранию и хаос, от которых ее спасли европейцы?"¹⁴²

В ноябре 1967 года Оппенгеймер, первым из южноафриканцев прочитавший лекцию памяти Смэтса в Кембриджском университете, оплакивал "угасание" Содружества.¹⁴³ Содружество было идеей, с тоской размышлял он, которая до недавнего времени занимала центральное место в его политическом мышлении и планировании как промышленника. Выход Южной Африки из Содружества вызывал у Оппенгеймера глубокое сожаление. Однако по мере того как солнце заходило над Британской империей, и Британия переходила к "преследованию тени" более крупного, более инклюзивного Содружества, он чувствовал, что суть старого Британского Содружества была утрачена. Содружество больше не было организацией, основанной на политическом, военном и экономическом единстве. Ему не хватало "эмоционального содержания". Действительно, трудно было вызвать чувство гордости или лояльности к международной ассоциации, причина существования которой заключалась в "несколько неинтересной цели избежания дискриминации между ее членами". Материальный упадок Содружества может рассматриваться как мера его "морального величия", утешал Оппенгеймер свою аудиторию. Лично его эта мысль не утешала, но тогда он был "довольно старомодным человеком", признался он. Конечно, он показался бы таковым небольшой группе размахивающих плакатами студентов, которые протестовали против его приезда.

Размышления Оппенгеймера о колониализме и увядании Содружества могут показаться устаревшими спустя полвека. Однако, по его собственному признанию, они не были особенно прогрессивными для своего времени. Тем не менее Оппенгеймер не был непримиримым империалистом-джинго. В 1970 году он предложил достаточно взвешенную, с учетом современных нравов, оценку наследия Сесила Джона Родса в первой лекции, посвященной памяти Родса, которая была прочитана в Родосском университете. Оппенгеймер предположил, что, основывая Родезию, Родс был вдохновлен "великим видением", но признал, что методы Родса включали "суровость" и "хитрость", а также безжалостное уничтожение власти матабеле.¹⁴⁴ Родс мог быть восприимчив к "грубому империалистическому заговору", о чем свидетельствует его первое завещание, но идея о том, что он посвятил свою жизнь погоне за иллюзией с помощью "морально предосудительных средств", была "грубым искажением правды". Родс использовал прибыль от алмазов для строительства железных дорог, начала добычи золота на Витватерсранде, создания фруктовой индустрии Южной Африки, пионерского производства взрывчатых веществ и удобрений, а также для покрытия "расходов на колонизацию Родезии". "Мне приятно думать, что спустя долгое время после смерти Родса, - размышлял Оппенгеймер, ссылаясь на свою собственную династию в De Beers, - его политика использования алмазных прибылей для общего развития экономики Южной Африки была возрождена к значительной выгоде как акционеров, так и страны". По мнению Оппенгеймера, Родс был человеком с явными противоречиями. Тем не менее в высказываниях и действиях Родса прослеживалась логика и последовательность. Он подчинил все одной великой идее: созданию в Южной Африке "великого современного индустриального государства", опирающегося на Британскую империю. Видение Родса об индустриальном обществе, в котором все цивилизованные люди могли бы пользоваться равными правами, оставалось актуальным. В долгосрочной перспективе, по мнению Оппенгеймера, это был единственный путь к процветанию нации.

При жизни Оппенгеймер, как и Родс, стал объектом антиимпериалистического гнева. Ганское издание Voice of Africa, пользовавшееся покровительством президента Кваме Нкрумы, осудило Оппенгеймера как "самого богатого поселенца" континента и "злейшего эксплуататора африканских масс": это издание было настолько широко распространено в Южной Африке, что печально известный специальный отдел полиции пытался выследить его распространителей.¹⁴⁵ В отличие от Родса, Оппенгеймеру пришлось приспосабливаться к чернокожим главам государств Африки после обретения независимости, чтобы его коммерческая империя процветала. Он быстро нашел общий язык с президентом Замбии Кеннетом Каундой. Он мне очень понравился. Он очень привлекательный человек", - сказал Оппенгеймер одному из интервьюеров через три года после прихода Каунды к власти.¹⁴⁶ Каунда восхищался интеллектуальными способностями Оппенгеймера и так подытожил их дружбу: "Он капиталист, я социалист, но мне нравится смотреть на характер человека, и именно это привлекает меня в нем".Во время своего визита в Вашингтон в 1965 году Оппенгеймер внешне согласился с мнением высокопоставленного чиновника из Госдепартамента США о необходимости укрепить руку