– Что-то по поводу победы британцев на море – они потопили германский корабль под названием «Граф Шпее». Где-то у Уругвая.

Ева подошла и прибавила громкость как раз, когда Черчилль произнес: «…блестящий морской бой, который обогрел сердца британцев».

Она нахмурилась.

– После стольких поражений наших союзников в Европе мне кажется, один корабль – та еще победа. Лучше бы сказали, что разгромили всю германскую армию.

Ева поразилась тому, насколько подруга походила сейчас на мистера Данека. В последние месяцы она воспринимала его как отца, который гордился ею, когда она могла грамотно поддерживать беседу. Но только в отсутствие Иржи Земана. Она больше не видела Алекса в «Хорвате», но Иржи теперь бывал там регулярно, рассматривая ее своим насмешливым взглядом. Она подозревала, что именно он раскрыл ее настоящее имя и узнал, что ее мать была прачкой, но слишком боялась обличить его. Сидеть возле него в «Хорвате» было сродни нахождению возле бомбы замедленного действия. Она не хотела выяснять, что еще он мог разнюхать.

Заслышав звук хлопнувшей крышки на щели для почты, Прешес побежала обратно в фойе.

– Тебе письмо! – радостно взвизгнула она. – Может, это от Грэма!

Ева взяла в руки конверт и пристально посмотрела на почерк. Мисс Ева Харлоу. Бумага придала ее имени правдивости, даже некоторой уверенности, словно письмо от Грэма превращало весь этот спектакль в реальность. Она встала, собираясь почитать письмо в одиночестве, подальше от Прешес и ее любопытных глаз.

– Наверное, от него. Извини, – пробормотала Ева и ретировалась в свою спальню, чувствуя неловкость из-за обиженного взгляда соседки.

Закрыв за собой дверь, она села на кровать. Не тратя время на поиски канцелярского ножа, она просунула палец под загнутый край конверта, разорвала его и нетерпеливо вынула письмо. Никаких цензорских пометок не было, и это заставило ее задуматься: то ли Грэм знал, чего писать не нужно, чтобы избежать цензуры, то ли использовал свои связи в правительстве, чтобы отправить ей письмо, минуя проверку. Ей было плевать. Она держала в руках его письмо, и прошло несколько минут, прежде чем руки перестали дрожать, и она смогла прочитать его.

«12 ноября 1939 года.

Моя любимая Ева.

Прости, что не писал так долго. Пожалуйста, знай, что это не оттого что я не хочу писать, не оттого что я не думаю о тебе каждую минуту бодрствования, ведь я и хочу, и думаю. Я работаю от рассвета и до заката и постоянно нахожусь словно в тумане от изнеможения.

Меня включили в состав эскадрильи, и ходят слухи, что мы ускоренно готовимся к важной операции, и требуются добровольцы. Большего сказать не могу. Просто знай, что я цел и невредим и скучаю по тебе ежесекундно. Не терпится услышать от тебя новости, но я снова меняю место дислокации. Не знаю, куда, но надеюсь, смогу сказать точнее, когда снова увижу тебя.

Дэвид мне часто пишет. Уверен, ты уже знаешь, что его назначили на административную должность из-за того, что он в очередной раз не прошел медицинское обследование. Он твердо намерен попытаться еще раз, а пока что присылает мне новости о Софии. Он с гордостью сообщает, что «наши девушки», как он называет тебя, Софию и Прешес, весьма активно работают на нужды фронта в Женской добровольной службе. Не представляю, как фюрер собрался побеждать Британию, когда ему противостоит сила наших женщин. А еще он упоминает, что Александр Гроф в наше отсутствие стал вашим сопровождающим. Непременно поблагодарю его, когда снова его встречу.

У меня всего несколько минут, поэтому вынужден прерваться, но я пишу, чтобы сообщить тебе, что у меня ожидается отпуск под Рождество. Из-за неопределенности с нашей спецоперацией и с тем, кого из добровольцев отберут, на сегодняшний день все довольно туманно. Я не смогу сказать тебе более конкретно, но тем приятнее будет сюрприз.

Просто знай, что последняя мысль перед сном и первая при пробуждении – о тебе. Мне иногда снится, что я слышу шум волн, бьющихся о берег, и я представляю себе, что это наше будущее, о котором я мечтаю, и это дарит мне спокойный сон.

Я люблю тебя, милая.

Навсегда твой,

Грэм».

Ева взглянула на дату – письмо было написано больше месяца назад, и это означало, что они могут встретиться в любой момент. Она перечитала письмо, затем прижала его к груди; в ее сердце боролись тревога из-за специального задания Грэма и восторг от того, что она скоро его увидит. Она перечитывала письмо в третий раз, когда в дверь постучала Прешес.

– Это от Грэма? – спросила она, присев на краешек кровати рядом с Евой. – Он едет домой, да? Видишь, я же говорила тебе, если не увидишь, как он уезжает, он вернется.

Ева кивнула.

– Он приезжает домой в Рождество. Он не мог сказать, когда именно, поэтому, наверное, мне стоит отказываться от любых приглашений. – Она подняла флакон «Вол де Нуи» и щедро побрызгала им шею. – Я хочу быть готовой, – сказала она, улыбнувшись в зеркало подруге.

Прешес посмотрела на нее бесхитростным взглядом.

– Ты говорила Грэму по поводу духов?

Ева хотела солгать, но вместо этого просто произнесла:

– Нет. И это не означает, что Грэм не единственный, кому позволено наслаждаться ими.

Прешес улыбнулась.

– Похоже, ты додумалась, как усидеть на двух стульях одновременно. Я рада, я же люблю духи. Когда я ими душусь, я счастлива, как свинья в грязи.

Ева почувствовала облегчение от того, что Прешес не осудила ее решение оставить духи. Она улыбнулась подруге.

– Я не знаю как рада, что они радуют тебя.

Они обе засмеялись – скорее от облегчения, и все еще вытирали слезы, выступившие от смеха, когда раздался дверной звонок. Они тут же пришли в себя. Ева встала у зеркала, приглаживая волосы.

– Это может быть Грэм.

Прешес мягко подтолкнула ее.

– Поторопись. Я побуду тут, чтобы вы могли побыть наедине.

С колотящимся в груди сердцем Ева подбежала к входной двери и распахнула ее.

На пороге со шляпой в руке стоял Александр в изящном вечернем костюме.

– Меня впустил сюда один любезный джентльмен, поэтому мне не пришлось звонить снизу. Прошу прощения, что так поздно сообщаю, но я хотел бы пригласить тебя сегодня вечером в «Савой».

– Нет, – сказала Ева, не беспокоясь о том, что ее слова прозвучали грубо, – я сегодня никуда не иду.

Он вздернул бровь.

– Есть какая-то причина? Что-то, о чем я должен знать? Надеюсь, ты от меня ничего не скрываешь?

Она нервно проглотила ком в горле, надеясь, что он не заметит.

– Нет. Я устала и хочу остаться дома.

Она стала закрывать дверь, но он, выставив руку, остановил ее.