Шрифт:
Закладка:
Кто-то включил переносную ксеноновую лампу, мрак расступился, и оперативники продолжили спуск. Шли молча, Кравцов замыкал группу. После очередного поворота в коридоре подвала Андрей услышал за спиной шорох. Он и еще несколько мужчин обернулись, но кроме труб с изодранной изоляцией и уродливой, явно чем-то больной крысы на трассе с электрическими кабелями ничего не увидели. Стоило отвернуться и убрать фонари, через какое-то время Андрей начинал чувствовать, как кто-то смотрит ему в спину. На протяжении всего пути по тоннелю он никак не мог отделаться от ощущения, что оттуда, куда не достает свет лампы и фонарей, некто пристально за ними наблюдает. А потом среди забрызганных кровью и кусками внутренностей стен оперативники нашли его. Изуродованное, словно взорвавшееся изнутри тело с оторванными руками и вырванной из головы нижней челюстью. Но самое скверное – тот же процесс ускоренного гниения, но более активный. Мертвец гнил прямо на глазах, превращаясь в безобразное месиво, совершенно не похожее на человеческие останки. Никто из мужчин не сказал об этом вслух, но это было страшно. Страшно реальностью живого существа, сотворившего подобное, и его сверхчеловеческой жестокостью.
Воскресная ночь прошла, наступал понедельник. Вернулся домой Андрей лишь под утро и остатки сна провел в тревожных, кошмарных сновидениях. Ему являлись гниющие мертвецы, плавающие в кровянисто-черной, кишащей червями жиже. Они смотрели на него пустыми, темными дырами и будто пытались что-то сказать, предупредить о приближении древнего ужаса. Мертвые разодранными глотками и ртами с выдранными челюстями и языками кричали о том, что убил их тот, кто не смеет являться в мир людей, потому как это нарушает законы Равновесия, задуманные созданиями, природу которых человек познать не в силах. Мертвецы вопили об этом и гниющими пальцами указывали на черные, сгустившиеся над Петербургом тучи. Андрей не слышал их крик. «Вы получили по заслугам, – отвечал он им голосом мертвого сына. – Каждый из вас получил по заслугам…»
После двух бессонных ночей Кравцов позволил себе проснуться немного позже обычного, открыл глаза и какое-то время смотрел, как за окном под хмурым небом плывут рваные, седые облака. Новый день встретил его пасмурной серостью и привычной тишиной в пустой квартире. Даже не верится, что когда-то здесь звучал детский смех, по телевизору шли мультфильмы, на полу лежали разбросанные игрушки. Андрей поднялся, прошел в ванную и долго стоял под душем, сменяя теплый напор воды на холодный. В кухне он сварил крепкий кофе, взял мобильный, хотел позвонить маме, но понял, что на выслушивание новостей про всех родственников и подруг просто нет сил. Он положил телефон, а потом увидел на столе стикер с записанным номером матери убитого кондуктора. Допил кофе, набрал номер, но абонент оказался вне зоны доступа.
В пятнадцать часов у начальника Кравцова состоялось совещание. Из четырех человек оперативной группы во главе с Андреем присутствовал только он сам и Игорь. До судмедэксперта не удалось дозвониться уже в ночь пропажи сестер, и на адрес нового убийства сформированная группа выезжала без него, втроем. Но сегодня днем и телефон криминалиста оказался недоступен. Андрей с Игорем доложили о текущем состоянии расследования, обговорили основные прорабатываемые теории и условились встретиться полным составом завтра в это же время. К вечеру Кравцов закрыл часть накопившихся бумажных дел и раньше обычного ушел с работы. Так и не дозвонившись до матери убитого Алексеева, он решил навестить несчастную женщину и лично рассказать о произошедшем с ее сыном.
С опозданием, но первыми тревогу подняли соседи. Когда Андрей приехал, на месте уже находился участковый и наряд МЧС, вскрывавший дверь. В темной, пропахшей лекарствами и старостью квартире женщину нашли мертвой в грязной постели с окровавленной подушкой на лице. Пол комнаты, в которой, судя по всему, жил Алексеев, оказался забрызган плевками крови и завален пыльными, исписанными стихами и короткими поэмами тетрадями. Когда прибывшие на место оперативники начали осмотр, в свернувшихся лужах крови у стола насчитали семнадцать человеческих зубов. Возле совершенно устаревшего монитора и компьютера лежала клавиатура с почерневшими, вымазанными кровью кнопками, а на них омерзительные, засохшие субстанции, напоминавшие сплетения нервных окончаний, опутавших маленькие, гнилые яблоки. На краю стола остался раскрытый дневник, последние страницы которого слиплись от темно-бурых пятен и кусочков гниющей кожи. На первых страницах не оказалось ничего необычного: имена и телефоны, какие-то цифры, заметки и много стихов, судя по датам, написанных совсем недавно и гораздо более мрачных, чем найденные в тетрадях. Но внимание следователей привлекли записи, начатые три дня назад.
30 июля:
Меня разбудили. Я хотел закричать, но не смог. Он не хотел этого. Я ощущал, как он управляет моим телом. Но было не больно. Мы просто говорили, почти до самого утра. Это было странно, как будто говорил только он, но и я тоже. Голос его непрерывно звучал в моей голове. А я… я молчал, но внутри меня все кричало. Он просто читал мои мысли и с наслаждением садиста слушал этот крик о том, что накопилось внутри меня. Удивительно, но после этого странного сна мне стало легче. В конце разговора он просил меня сделать то, чего мне втайне иногда хотелось бы и самому. Наверное, я просто устал… или сошел с ума. Думаю, мне нужен хороший врач, но где его найдешь? Всем плевать. Нужно больше появляться среди людей и больше работать, но мама… Кто позаботится о ней? Тяжело справляться с этим одному.
P. S.: К вечеру у меня совсем не осталось сил, чтобы поработать над книгой. Просидел больше двух часов, но на дисплее всего восемьсот пятьдесят один знак с пробелами. Я снова объяснил маме, чем занимаюсь и как это важно для меня. Попросил дать мне пару часов, но она меня постоянно дергала. Я давно не сомневаюсь в том, что она делает это специально, назло мне. То ей не так, это не так… Если не откликнуться с первого раза и не подойти, она начинает противно орать, как умалишенная, и даже когда я уже захожу, она смотрит на меня сердитыми глазами и продолжает раскрывать свой рот. Ее истеричный крик похож на карканье. Иногда это выглядит откровенно жутко. Надоело… сил