Эмма видела, как прозвучавшая в этих словах его любовь передалась Сидни и как ее глаза зажглись ответной нежностью.

— Удачи вам обоим, — сказал папа, — Планируете ли вы что-то еще делать с садом, помимо того его восстановления, которым занимается Эмма?

Сидни и Эндрю переглянулись:

— На самом деле мы давно уже подумывали о том, чтобы вновь открыть его для публики на весенне-летний период, но не в первый сезон после заложения, а через несколько лет, когда сад станет зрелым.

— Действительно? — спросила Эмма, в изумлении даже привстав со стула, — Но как же насчет вашего первоначального проекта сделать доступным для жителей коммьюнити кухонный садик?

— Мы сначала тоже очень хотели именно так поступить, но потом подумали, что стыдно владеть всем этим огромным пространством и не поделиться им, — Сидни сделала паузу, — Я не знала, как к этому отнесетесь вы.

— Это ваш сад. Я всего лишь та, кто недолгое время нанята для того, чтобы поработать над ним. Если вы не возражаете против того, чтобы самим управляться с садом, то могли бы взглянуть на то, как поступили в Кифтсгейт Корт. Тамошние сады до сих пор находятся в семейном управлении, и они совсем неподалеку от вас, — сказала она.

— Не будет ли в таком случае с садом чересчур много возни? — спросила мать.

Эмма дернула плечом:

— Да, но если вы будете взимать маленькую плату за вход, это может помочь компенсировать стоимость некоторых работ, которые требуются, чтобы поддерживать сад в ухоженном виде.

— Это будет замечательная реклама для Turning Back Thyme, не так ли, Эмма? — спросил папа.

— Будет. Только надо понимать, что, когда все будет готово к торжественному открытию, придется без умолку рассказывать посетителям о том, как осуществлялись восстановительные работы, показывать, какие материалы применяли, печатать пресс-релизы и все такое прочее, — сказала она.

— Я и мечтать о вашей помощи могла, а сама я бы запросто могла упустить все это. Я рада, что вам понравилась моя идея, — окрыленная, улыбающаяся Сидни поглядела на родителей Эммы, — Та работа, которую проделывает Эмма, просто потрясающая. Видели бы вы только, на что было похоже это место до того, как она за него взялась.

— Сейчас оно выглядит несколько разнородно, все какими-то проплешинами, вам не кажется? Спросила мать, вытянув шею, словно гусь, и разглядывая длинный цветочный бордюр.

Глаза Сидни сверкнули сдерживаемым негодованием, но Эмма, глядя на нее, сделала ей знак, едва заметно покачав головой. Она-то к таким выходкам привыкла.

— Я все эти проплешины засажу цветами, — сказала она.

— Не возражаете, если мы сделаем еще кружок по зеленым комнатам сада? Там столько всего разного, это просто ошеломляет, — сказал папа, как всегда, став тем самым сапером, кто разрядит любую неловкую ситуацию.

Она не была уверена, намеренно ли он сделал это или же не специально, чтобы разделить их на группы, но все встали из-за стола.

Сидни, Эндрю, Генри и папа — Все они, продолжая держать в руках свои чашки, нестройной толпой двинулись в чайный садик.

— Беседка-газебо, после того, как Джесса и Вишал покрасили ее, выглядит великолепно, — отметил Эндрю.

— А как называется эта бледно-розовая роза, которая увивает ее всю доверху? — спросил папа.

— Я не знаю. Мы пересадили ее сюда из другой части сада. Я раньше никогда не видела такую розу. И, похоже, ее название нигде не зарегистрировано, — сказала Эмма. Она тщательнейшим образом перерыла все планы, составленные Винсентой, но розы этого нигде не маркированного сорта, казалось, вырастали нежданно-негаданно в таких местах, где она этого вовсе не ожидала.

Они разбрелись по чайному садику, а Эндрю и Генри, сопровождаемые Бонни, медленно направились в сторону Сада влюбленных, по пути обсуждая некую службу доставки продуктов «с фермы прямиком к столу», которая недавно начала вести переговоры с Фермой Хайбери Хаус. Наблюдая за ними, Эмма на какой-то миг совсем позабыла, что надо быть начеку, поскольку мать ее рядом и во всеоружии своего острого языка:

— Они довольно-таки милые люди.

Эмма завелась с пол-оборота:

— Так и есть.

— Не слишком зацикленные. Да и Генри этот хорошо выглядит, не по-городскому, конечно, но для фермы вполне сойдет.

Она вздохнула:

— Что значит для фермы сойдет?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Не знаю.

— Загорелое дочерна лицо, грязные руки. Он выглядит, словно все свое время проводит в полях, — сказала мать.

— Руки у него ни разу не грязные, а если уж ты говоришь про него подобные вещи, то давай, скажи им то же самое и про меня, — ответила Эмма, почесывая за ушами Клайда, который ткнулся ей в руку своим мокрым носом.

Ее мать недовольно надула губки; и Эмма поняла, что мать им, скорее всего, уже это высказала.

— Я удивлена тем, насколько фамильярно Сидни к тебе обращается. Обычно такие слащавые сучки, как она, настолько заносчивы, что и слова обслуге своей не скажут, — Выдала тираду мать.

Эмма вылупила глаза:

— Обслуге? Ты в своем уме, мам? Сейчас на дворе не 1860 год и я не китайская служанка. А Сидни — Милая.

— Ты знаешь, тебе не было нужды становиться обслугой. Ты давно могла бы по праву занять свое место в Бристольском университете и теперь быть ровней этим Сидни и Эндрю, — сказала ее мать, — Все твои учителя в один голос твердили, что у тебя талант к юриспруденции или даже к бизнесу.

— Я знаю, что у меня есть талант к бизнесу, поскольку веду бизнес.

— Который того и гляди развалится, не так ли?

— Мам, заткнись! — эти слова вырвались у Эммы совершенно неожиданно. Мать уставилась на нее, ошарашенная тем, что дочка-тихоня ей надерзила, а Эмму понесло так, что не остановить: — Свой выбор я сделала. Я решила, что не хочу поступать в универ, а хочу выучиться на трудовую профессию. Если б я провалилась на экзаменах, ты бы могла мне сказать «вот, что я тебе говорила», поэтому я не стала и пытаться их сдать. Я построила собственное дело, с ноля. Успешное дело, которым я горжусь.

— Тогда зачем же ты все время звонишь, переживаешь из-за платежных ведомостей на зарплату или налоговых отчислений или из-за чего-нибудь еще, что там у тебя стрясется, чуть ли не каждый день? — спросила мать.

— Потому, что мне сложно делать это самой. Это было очень сложно.

— Ты не думаешь обо всех тех вещах, от которых отказались твой отец и я для того, чтобы ты не рисковала так сильно, как когда-то мы, — сказала мать.

— Я не просила вас отказываться от чего-либо! Мам, я никогда не стану одной из тех дам, которые на зимние праздники отправляются на лыжный курорт, а по выходным играют в гольф. Я люблю возиться в саду. Я люблю после работы пропустить пинту-другую эля в пабе Белый Лев. Люблю заходить в каждую деревенскую лавку и здороваться там с каждым встречным.