Шрифт:
Закладка:
Партия вначале в этом вопросе поддержала ВЦСПС, но как-то на совещании у М. С. Горбачёва я выразил недоумение: “Усилив роль ВЦСПС, из которой в “независимые профсоюзы” уже вышло чуть ли не 15 % численности и этот процесс набирает динамику, мы усилим одновременно радикализм вышедших из него. Да, многие из вышедших не соответствуют нашим моральным критериям или как их здесь назвали – “горлопаны”. Но таким путём можем сами этим уличным горлопанам отдать вообще все профсоюзы?! Бывших партийных работников, работающих там, завтра же снесут внесистемные радикалы и сядут на их место! Мы вон в Верховном Совете, имея такое большинство, и то не можем с ними справиться”. Михаил Сергеевич немного подумал и ответил: “Нет, нет, ни за что!” На этом вопрос выбора политики правительства по отношению ко всем видам профсоюзов и дискуссии с ними был закрыт».
24 мая 1990 года на III Сессии Верховного Совета СССР после представления правительством концепции перехода к регулируемой рыночной экономике, бывший до июня председателем ВЦСПС Г. И. Янаев выступил с резким заявлением, по тону похожим на ультиматум. И это, несмотря на то, что Геннадий Иванович был среди тех, кто активно поддержал доклад Н.И. Рыжкова. Тем не менее человек, сказавший 24 мая: «Отмечаю, что многие требования профсоюзов… правительство учло», немногим более месяца спустя заявил: «…у профсоюзов были предложения, но они проигнорированы правительством». Закономерно возник вопрос: отчего так быстро и резко изменились взгляды председателя ВЦСПС?
Суть конфликта заключалась в том, что профсоюзы, заявляя, что они защищают интересы народа, предложили правительству и парламенту страны рассмотреть и принять пакет из 17 законопроектов и постановлений, должных служить в условиях рынка «социальным амортизатором». Принятие пакета до перехода к рынку было поставлено ими как категорическое условие согласия профсоюзов на перемены в экономике. Однако ни одно из предложений, по словам Геннадия Ивановича, не было принято. По его мнению, дело в том, что «правительство игнорирует требования профсоюзов, заботясь только о своих интересах в ущерб народным».
«Не могу согласиться, – заявил на это министр Щербаков. – Я лично с большим количеством независимых экспертов рассматривал каждый из этих проектов. На этом этапе работы над текстом вынуждены их отклонить в связи с тем, что принятие концепции и ряда норм законов прямо противоречит требованиям и законам функционирования рынка труда и утверждённой Верховным Советом программы по переходу к рыночной экономике. Против целого ряда предложений ВЦСПС выступают независимые профсоюзы и предприниматели, точку зрения которых правительство также должно принять во внимание. Будем продолжать переговоры и работу над уточнением норм предложенных законов. Отдельные предложения вполне приемлемы и будут учтены при подготовке соответствующих законов».
На претензии Г. И. Янаева было поручено ответить заместителю председателя Госкомтруда СССР В.Ф. Колосову. Он дополнительно разъяснил депутатам, что только жёсткая позиция, занятая ВЦСПС, не позволила представить III Сессии Верховного Совета страны проект закона о занятости (одно из главных составляющих «пакета»), подготовленный за несколько месяцев до этого и чрезвычайно необходимый в качестве действующего. Все компромиссные предложения правительства блокировались ВЦСПС. «Поэтому проблематично, – сказал Колосов, – что законопроект смогут увидеть депутаты даже на IV Сессии. Таким образом, выступая на словах за рынок, профсоюзы на деле перекрывают к нему все подходы»[112].
Диктат вместо конструктивного диалога становился едва ли не нормой общения профсоюзов с партнёрами. При этом в качестве главного аргумента всё чаще использовались угрозы «крайних мер».
Впрочем, широкий призыв ВЦСПС к таким мерам, вызывал сомнительный отклик в народе. На пресс-конференции Г. И. Янаев признал, например, что у донецких шахтёров, «которые используют некоторые политические силы», ВЦСПС доверием не пользуется и в его мероприятиях не участвует.
Таким образом, потеря доверия, видимо, и стала причиной быстротечной эволюции взглядов профсоюзного лидера, который, по его словам, был согласен «терпеть обвинения в социально-экономической демагогии, лишь бы не дать развиться в стране социально-экономическому хаосу». В действительности, в правительственной концепции поводов для народного беспокойства было достаточно и казалось очень соблазнительным воспользоваться ими для повышения популярности.
В октябре 1990 года прошёл III Съезд профсоюзов. 24 октября в 17 часов 15 минут он упразднил ВЦСПС. Вместо него была создана Всеобщая конфедерация профессиональных союзов СССР. 27 октября на вопросы делегатов отвечали председатель Совета министров СССР Н.И. Рыжков, министр финансов В.С. Павлов и председатель Госкомтруда В. И. Щербаков.
После ряда актуальных вопросов Владимира Ивановича не без упрёка спросили, почему он лично придерживается антипрофсоюзной линии.
Смысл ответа был примерно таков: есть три стороны – государственные организации, профсоюзы, появились в СССР и предприниматели. Все они должны договариваться между собой, если кто-то решит действовать с позиции силы, неизбежен взрыв.
Щербаков В. И.: «Действительно, я был против первого варианта закона о правах профсоюзов. В нём было заложено слишком много возможностей силового давления: у коллег было желание запрещать, разрешать и даже судить. Всё это по отношению не только к работодателям, но и государству, и даже не входящим в ВЦСПС, профсоюзам. Полагаете, что точка зрения ВЦСПС – единственная, имеющая право на жизнь? Остальных принуждать и судить?
Я сказал тогда, что закон очень нужен, но никто не должен иметь права блокировать силой чьи-либо позиции».
Корреспондент газеты «Известия» Э. Гонзальез, освещавший работу съезда не мог не воскликнуть: «Конечно, надо иметь мужество, чтобы откровенно сказать так двум тысячам делегатов профсоюзного съезда, которые сами не раз пытались силовым давлением решить тот или иной вопрос. Не знаю, как они, а я лично зауважал за это Владимира Ивановича»[113].
Госкомиссия по экономической реформе
Щербаков В. И.: «Лично меня к политике не тянуло, даже с комсомольской работы быстро ушёл, когда осознал, что это “не моё”. Из Москвы на завод в Тольятти (после аспирантуры) сбежал, фактически заявив секретарю ЦК ВЛКСМ Б. Н. Пастухову, что развожусь с женой и по моральным качествам не могу работать в ЦК. Обманул порядочного, уважаемого всеми, хорошо относившегося ко мне человека, лишь бы не идти на работу в ЦК ВЛКСМ. А уж когда работал на заводе, на политику никогда не оставалось времени. Вопрос, должна КПСС быть в стране единственной или партий нужно две, три или десять, никогда меня сильно не занимал. С работой партийных органов много лет тесно соприкасался на низовом уровне, на АвтоВАЗе и КамАЗе был даже членом парткома, и скажу, что, на